Приветствую Вас, Гость
Главная » 2013 » Май » 28 » Начальник санотряда морской пехоты
15:38
Начальник санотряда морской пехоты

Сегодня я помещаю на сайте рассказ о нашей землячке, военном враче, фронтовом хирурге Злате Дермайер, опубликованный несколько лет назад на сайте Донецкой еврейской общины.
 Ее зовут Злата. Злата Михайловна Дермайнер. Ее почтенный возраст — «не помеха радоваться жизни». Кажется, она сама себе дает задание: быть бодрой — и бодра. И умна. И очень саркастична. Как говорится, умеет припечатать. И очень не любит плакаться. Легенды, которые о ней ходят, — вовсе не легенды. Жизнь фронтового хирурга ей подбрасывала такие встречи, что прийти в себя она могла не скоро…
Злата училась в Минске, в медицинском институте. Училась, разумеется, блестяще. «Она иначе просто не умела». Потом аспирантура. И если б не война…
«Однажды налетели немцы. Но один их самолет подбили наши. Он упал». Фашистского летчика в бессознательном состоянии доставили к хирургу Злате Дермайнер. И было принято решение: немедленная операция. Вдруг раненый пришел в себя. И, озираясь, обратился по-немецки: «Где я?».
Конечно, переводчик в части был, но немецким Злата владела сама. И, еврейка, на немецком отвечает: «Вы в плену у русских». И тогда он крикнул: «Никогда не буду я у русских!». — «Голубчик, вы уже у нас в плену! — сказала Злата. — И сейчас вас будут оперировать!». Он спохватился: «Кто?». — «Пожалуй, я». «Да, она, — подтвердил находящийся тут же командир полка, — она — одна из тех, кого вы еще не успели уничтожить, она еврейка». — «Чтоб меня еврейка оперировала? Никогда!». Злата Дермайнер вспоминает: «А командир наш говорит ему: «Решайте сами, мы неволить вас не будем: или мы вас расстреляем или…». Немец что-то буркнул и… Мы не стали долго ждать, нужно было спасать человека. Сестра сделала ему укол и все, что нужно. И мы его прооперировали. Молодой? Конечно, молодой. Лет, под тридцать. Может, даже меньше. Он был ранен очень тяжело. Операция шла долго, часов восемь… Когда он очнулся, его уже ждал самолет для отправки в дивизию, на допрос. В общем, он пришел в себя и: «Кто меня прооперировал?». Ему сказали: «Хирург отдыхает». — «Я хочу его увидеть!». — «Не его , — ему сказали, — не его , вас оперировала женщина». — «Где она?!» — он уже, кажется, догадывался. Меня пригласили. И я по-немецки: «Вас волен зи?» — мол, что вы хотели? «А вы… Действительно еврейка?». — «Да, из тех, что вы еще не уничтожили!». И тут он слабым голосом промолвил: «Подойдите ко мне!». Я приблизилась. «Дайте мне вашу руку!». Мой командир на всякий случай: «Не давай!». Но немец так настойчиво: «Прошу!». И снова командир мой: «Не давай!» — как приказание. Но я ослушалась. И дала тому свою ладонь. Немец: «Поверните!». Командир стал дергаться и даже чертыхаться. Я же: «Тихо ты! — а мы на «ты». — Ничего со мною он не сделает!». А сделал. Я сразу даже и не поняла, в чем дело. А он руку мне поцеловал, так крепко-крепко и: «Ах, Гитлер, будь он проклят!» — я запомнила.
Однажды, будучи на фронте, она оперировала «капитана-батарейца»: «И вдруг налетела авиация немецкая. И началась бомбежка. Что вам сказать? Чтоб спасти медсестру и санитара, я их отправила в убежище. А сама осталась с батарейцем. И с ним попали мы вот так… В такую катастрофу… Контуженных, нас самолетом срочно вывезли в Москву…».
Ее спас главный хирург Армии и, как тогда писалось, корифей военно-полевой хирургии, Николай Бурденко: «Когда он ко мне впервые подошел, я была немая, и глухая, и слепая. И еще — был ранен позвоночник. В общем, влипла я серьезно. «Это кто?!» — спросил Николай Нилович, указав на меня. Ему ответили: «Начальник санотряда морской пехоты». — «Да? Положить ко мне в палату!». Положили. И я стала помаленьку возвращаться . Чудо-доктор! И такой души человек — свет не видел! Помню, войдет в палату нашу женскую, подойдет ко мне первой, погладит меня по голове, а у меня же косы вот такие! И: «Злата, девочка! Мы тебя спасем!». И он меня спас, и я смогла вернуться в свою часть…

Счет бойцов, прооперированных Златой Дермайнер, шел на сотни. Маленького росточка, казалось, хрупкая женщина, она была неустанна. Невероятная нагрузка, свалившаяся на нее, ее не сломила: «Я никогда не оперировала ни сердце, ни легкие. Чего нет, того не буду говорить. А что? Желудок, печень, ноги, ампутация. Бедные люди! Что они переживали, когда приходили в себя и видели себя, уже безногих. Это страшное дело!
А когда всех женщин демобилизовали, меня оставили в полку. Как врач, по переводу я должна была попасть в Кострому, начальником санчасти лагеря для немецких военнопленных. Должна была. Но когда я об этом узнала… Тогда же партийный билет — был же золото. Но я вытащила свой партийный, положила и сказала: «Вот вам мой билет — мое решение!». Чтоб только не общаться мне с фашистами. У меня же в Белоруссии немцы убили отца, маму, тетю. Но мне сказали: «Вы, Дермайнер, здесь не пырхайте! Вы хотите, чтоб попасть под трибунал?!». А я ответила: «Я видала всякое, перенесу и трибунал!». Он мне угрожал, штабной полковник. Но я была непреклонна. И вот тогда… Он был вынужден пойти на компромисс: «Хорошо, я вас пошлю не в лагерь для фашистских офицеров, а туда, где находятся солдаты, вы согласны? Они, может, не хотели воевать, но был приказ…».
Так я оказалась в Костроме. В моем подчинении было двое пленных немцев, врач и санитар. Однажды вызывает меня начальник лагеря и: «Злата Михайловна, на вас поступила жалоба — от ваших немцев». От моих , но — «Что такое?!». Он замялся: «Нет, скорей, это не жалоба, а… Они просят их от вас перевести». — «А чем я провинилась перед ними?!». — «Нет, ничем. Но… В общем, они просят, вы согласны?». Они хотели в лагерь, где содержались немецкие офицеры, как говорится, скатертью дорога, но я же знала, знали и они — условия там значительно хуже и… Страшнее. Вот что меня смущало, а они хотели именно туда. А там же били их, и убивали. Я: «Послушайте, скажите мне, в чем дело?!». — И тут он, наконец, открылся: «Они не могут вынести вашего взгляда!». Ладно, я вернулась, приглашаю их войти и: «Зитцен зие битте!» — мол, садитесь, пожалуйста. — Мне уже передавали…». Они смутились: «Да, вы на нас так смотрите! Этот взгляд, он полон ненависти и какого-то презрения… А скажите, доктор Злата, вас в армию призывали? Да? Так вот, нас тоже. Если бы мы отказались, нас бы тут же расстреляли, понимаете?! Мы узнали, что ваши близкие расстреляны фашистами, но… Мы не виноваты, вы поверьте!». Я хлопнула ладонью по столу: «Значит, так, никаких переводов не будет, ни-ка-ких! Это мое решение!». Подошел ко мне санитар, обнял меня за плечи — и расплакался…
А однажды через пару лет ей сообщили: «Злата, вам из Германии письмо». — «У меня в Германии нет никого». — «Нет, есть. Пишут вам — и это не ошибка». Оказалось, от этих двух моих коллег: «Мы вас любим, мы вас помним, навсегда!».
Она б ответила, но ей не разрешили…
 

Записал Игорь КАПЕЛЮШ
На фотографиях:
1. Злата Дермайнер, 50-е годы.
2. Вместе с сыном.
 
Нравится Категория: Горькие дни войны | Просмотров: 846 | Добавил: Liza | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 1
1 яковлевич  
спасибо

Имя *:
Email *:
Код *: