Общительная Райка

Волей судьбы уроженка Одессы Рая оста­лась в оккупированном Сталино и спаслась в числе немногих своих соплеменников. Как осталась она в живых? Повезло? Вот вам эта простая история.

За четыре года до войны сын главного бухгалтера Сталинского металлургического завода Володя Киреев в дом привел молодую жену. И красотой она взяла, и живо­стью своих восемнадцати лет, и приветливым нравом. Работала Рая в промтоварном магазине "Люкс” и никогда не отказывала соседям в просьбах: кого дефицитной мануфактурой снабдить, кому обувь подобрать или брючата. Свекровь в ней души не чаяла и хоть имела собственную дочь, поговаривала: "На старости и в нужде у тебя кусок хлеба попрошу”. В 41-м Рая была уже матерью трехлетнего Вити.

Перед самой войной мужа забрали на переподготовку в армию, оттуда – прямой дорожкой на фронт. Эвакуироваться Киреевы не успели из-за болезни старшего сына. Вошли в город немцы и вскоре объявили: всем евреям собраться на регистрацию.

–    Не  пойду! – выдохнула Раиса, о зверствах еще не слыхавшая, но шустрой головкой своей, всем естеством женским почуявшая беду.

–    Как знаешь! – пожал плечами свекор, но тряхнул прежними связями, сходил к  знакомому полицейскому начальнику (это был человек, оставленный в городе для подпольной работы) и выправил снохе временный паспорт. – Старайся меньше попадаться людям на глаза!

Раю в семье жалели, ради нее шли на риск. Она старалась не попадаться на глаза, подолгу жила на выселках у знакомых, оста­вляя сына на попечение свекрови и сестры мужа Ольги. Молодую тетку Витя называл "мамой”, это облегчало положение в случае проверок.

Такое в народе называют: "Родиться в рубашке”. Словно чья-то невидимая рука несколько раз оттаскивала Раю от пропа­сти, предупреждая: "Смерть – вот она, в двух шагах”.

– Михаил Лаврентьевич! – шепнул свекру знакомый полицейский. – Есть заявление, что ваша невестка еврейка.

Значит, снова нужно было скрываться – не на неделю, а на все эти смутные времена исчезнуть из города. Уйти невозможно без постоянного паспорта.

Эту аферу она прокрутила сама: муж подруги Нины, жившей на Рутченковке, имел приятеля в тамошней полиции – новом, учрежденном немцами формировании.

– А часом не жидовка будет твоя знакомая?

– Шутишь? Лучшая Нинкина подруга…

Григорий не врал, так как ни сном ни духом не ведал о Раином происхождении. Однако глазастая соседка что-то заподозрила. Снова нужно было брать руки в ноги и бежать. А куда?

До войны из "Люкса” Рая возила мануфактуру в село Комарь Янисольского (Новоселковского) района. Там она познакомилась с Любой Соседенко – трактористкой и шофером, снискавшей у себя в районе славу Паши Ангелиной. Грудь у дивчины в орденах, а в обращении простая. Отоварившись, как положено, ситцем и сатином, Люба разговорилась со сверстницей, угостила ее домашней уткой (почему-то запомнилась Рае эта деталь), пригласила домой в свою хату ужинать, да не успелось. А у Раи дома в Сталино Люба бывала.

Как-то по Любиной просьбе приятельница помогла ей приобрести одежду для братьев: с обувкой, штанами и сорочками в деревне была проблема. А потом Люба заболела, лежала в Ворошиловской больнице (сегодня – больница им. Калинина – Ред.), и Рая ее проведывала. Как-то утром в магазине звонок: "Меня выписывают, а одежи зимней здесь нет”. Стоял декабрь. Рая с работы не могла отлучиться, но выход, как всегда, нашла: связалась со свекровью, и та приехала из Закопа (Ленинский район города – Ред.) забирать гостью. Вместе встретили Новый год. И вот теперь, решила молодая женщина, пришел Любин черед ее выручать.

В Новоселки Рая отправилась пешком, а дороги в хутор Поддубный, где в пяти километрах от Комаря жила семья Соседенок, она не знала. По пути расспрашивала людей.

– Ты из Юзовки? – полюбопытствовал встречный мужик. – Как там у вас евреи? Говорят, свезли их всех в карьер…

– Да кто как. Спасаются, как могут.

– А ты сама как же? – смерил ее мужик хитроватым недобрым взглядом.

Рая вздрогнула, но виду не подала. Принадлежала она к тому ашкеназскому типу евреев, опознать которых может лишь искушенный: светлокаштановые волосы, нежная кожа, голубые глаза. Но ведь признал… Впредь надо быть осторожнее, поменьше влезать в разговоры.

Однако нашелся человек с хутора, знавший Соседенок, взявшийся даже довезти ее до места.

– Дядю Апполинария кто не знает, кузнеца? И Любку ихнюю – трактористку. Только нет Любы, у них беда!..

Как узнала Рая позднее, перед приходом немцев Люба на тракторе помогала увозить раненых бойцов в тыл. Сделала одну ходку, другую и… нарвалась на мину. Были очевидцы этого, родные считали ее погибшей.

"Как же мне теперь? – мелькнуло в голове у Раи. – Ведь ни папку, ни мамку Любиных не знаю в лицо. Да и до меня ли родителям?”. Но возвращаться – поздно. Постучавшись, при свете тусклого фитилька она ступила в сени. И вдруг услышала: "Здравствуйте, Райка!”

Добром – на добро

Язык до Киева доведет, а чуткость и отзывчивость – до теплого крова и дружеского стола. Когда Люба приходила к подружке в "Люкс”, на улице ждал девушку ее отец, одним только глазком заглянувший в магазин.

– Ты меня не знаешь, а о тебе мы наслышаны. Я тебя разглядел, когда хлопцам давала одежку. Заходи – Любы нашей нет, так будешь вместо нее. Хай кажется, что Люба приехала.

Чтобы не испугать добрых хозяев и не поставить под удар, всей правды Рая им не сказала: спасается, мол, от призыва в Германию.

– Скажу, что ты Ванькина жена, – предложила тетка Горпина. – Мол, Ваня из армии тебя прислал (Ваня, старший из сыновей Соседенок, находился на фронте). Но Рая воспротивилась: "Станут про Ваньку спрашивать, а я не знаю его – поймут, что дело неладно”. Так и жила – просто знакомая, от голода спасающаяся в селе.

Однако "трудных” ситуаций ей избежать не удалось.

–    Позарез нужно железо, а свекор твой на металлургическом заводе работает, – "подъехал” к ней однажды с серьезным разговором дядя Апполинарий. – Дам подводу, продукты на обмен – поезжай и прокрути это дело.

Аж в жар ее бросила мысль, что придется возвратиться в город, где все ее знают, где увидеть и не выдать – значило для соседей навлечь на себя опасность. Но отказаться как? Однако пришло спасение: от вза­правдашней болезни или от переживаний ночью поднялась температура. "Да ты вся горишь!” – испугалась тетка Горпина. И по делу к свекрам отправился сам хозяин с Раиной запиской. Дело сделал, но пообщавшись с соседями, упомянув о Рае, почувствовал какой-то холодок.

–    И что на тебя Богофаловы сердятся?

–    В магазине работаю, все о чем-то просят, да разве всем угодишь?..

Соврала, и было на сердце нехорошо. Однако сколько веревочке ни виться… Как-то полем шла, и обратился к ней парень с отдаленно знакомым лицом.

–    Николаю Кирееву ты кем будешь?

–    Брата жена…

И язык прикусила: этот парень, довоенный студент, вместе грыз науку с Раиным деверем. Видел Раю в городе и, наверное, был в курсе… Точно, вскоре новый знакомый постучался к кузнецу поточить ножичек. А заодно спросил:

–    Дядя Апполинарий, вы в курсе, что Рая еврейка?

Сопоставив некоторые факты, хозяин все понял. Помолчал чуток, собрался с духом. А потом:

–    Не знаю и знать не хочу. Молодица она непоганая, пусть живет. А ты помнишь, я отца твоего выручил? Ну, и ты будь мужиком: считай, что разговора у нас не было.

Какая у них семья

Шестеро детей вырастили Апполинарий Нестерович и Агриппина Ефимовна Соседенко.

– В войну за стол садилось десять душ, – вспоминает Раиса Наумовна. – Приняли меня – одиннадцатую. Борща с галушками не жалели, отговорок не принимали: "У наших детей душа, а у тебя что – балалайка?”.

Ремесло кузнеца спасало и в добрые, и в горькие времена. На все руки мастер, дядька сам сладил мельницу – были с мукой. Но ведь всяко бывало…

Со своим характером Рая быстро вписалась в семью. Непривычная к крестьянской работе, бралась за все.

– Картошку сажать умеешь? – допрашивала тетка Горпина.

– Умею.

– А хату мазать?

– Я все умею.

В руки щетку – крыло гусака, и пошла работа. Правда, не очень ровно, и ободочек над глиняным полом вышел у нее кривым. Зато старалась…

Вместе с хозяйкой подхватывалась ночью печь хлеб.

– Спи, без тебя обойдемся!

– Так за компанию…

С Веркой – младшей хозяйской дочкой – была у них особая дружба. Вместе купались в цинковой ванне, вместе возились в огороде и дурачились, когда находило беспричинное юное веселье – даром что одной тринадцать, а другой, самой уже матери семейства, – двадцать три. Под Раино крылышко прибегала девчонка, спасаясь от братних обид. Так и после, много лет спустя, находила она у старшей защиту и помощь…

Повезло, что немцы в хуторе не стояли – только наезжали сюда за продуктами. Зато Рая с невесткой хозяев медсестрой Натой делала храбрые вылазки. В 43-м через соседнее село кто только ни шел: немцев сменили румыны, затем итальянцы. Привезли раненых наших бойцов – военнопленных. Девчата собирали табак, варили картошку, кукурузу, свеклу, подкармливали парней. Потом и вовсе осмелели – забирали ребят на хутор, выхаживали, делали уколы. Как такое было возможно – лишь тот поймет, кто жил в этой неразберихе. Но, конечно, риск был огромный.

Людмила Юдкевич