19:19 Владимир Лившиц: О Донецке, ностальгии и нюансах театральной жизни по обе стороны линии разграничения | |
Мы публикуем вторую часть интервью, взятого у В.Лившица Ларисой Лисняк, РПД «Донецкие новости». (Читать первую часть).– Вы уехали из Донецка еще до войны…– Да, из-за проблем со здоровьем супруги в декабре 2012 году выехали в Израиль. На лечение, не зная, задержимся ли мы там – все зависело от того, возьмутся ли медики за наш случай. Но после мы собирались вернуться в Донецк. Театр «Пятое колесо» продолжал работать, держал репертуар, ездил на фестивали. Я же, поддерживая с ребятами постоянную связь, искал пьесы для новых спектаклей, чтобы, вернувшись, можно было сразу начать работу. Конец 2013-го – Майдан. Начало 2014-го – аннексия Крыма, затем в мае – их «референдум». А нам последняя операция в Израиле была назначена на сентябрь. И я так посчитал, что после реабилитационного периода 2015-й мы точно должны уже встречать дома. А тут 5 июля в Донецк вошел Гиркин, мои сыновья с семьями сразу выехали. Выехали, как и все, с летними вещами, полагая, что к осени вернутся. А потом – август 2014-го, Иловайск, вторжение на юге – Мариуполь… И всё… – Что сейчас связывает с Донецком? – Наши все выехали. Никого там не осталось. Только родные могилы… Друзья? Да, есть. Есть друзья, которые хоть и придерживаются иных взглядов, но наше общение в течение десятилетий для меня многое значит. Все мы меняемся, думаю, и их мысли в сравнении с 2014 годом тоже. По крайней мере, мы договорились, что эту тему мы не трогаем. Говорим, в основном, о семьях, детях… Но много и тех, с которыми я прекратил общение. Полностью. – Многие ли Вас «удивили»? От которых Вы просто не ожидали, что они поддержат «ДНР»? – Не могу сказать, что многие, но такие люди были. Но в отношении них я для себя вопрос закрыл. Однозначно. Их пришлось просто удалить – нажать Delete. Но сколько бы ты этот Delete не нажимал, ты все равно понимаешь, что это же все часть тебя, часть твоей жизни, которую невозможно удалить из памяти… – А Вы вообще ностальгируете по Донецку? Вот я, например, нет… – А я – безумно. Ты выехала в 2016 году и через все «это» прошла. Ты видела, как менялся город, люди. Весь этот мрак, который привел к тому, что Донецк представляет собой сейчас. У меня же город остался в памяти даже не на уровне начала лета 2014-го (как у многих переселенцев), а в состоянии 2012 года. И когда ты говоришь, что у тебя нет ностальгии по Донецку, – это по городу, который застала ты. Я же ностальгирую по своему Донецку, тому Донецку. И этот шлейф вот тут даже стоит (обхватывает рукой горло), давит, перехватывает… – В Донецке со дня отъезда были? – С 2012 года не был. Но этим июнем на три дня все-таки приехал. И мне этого хватило. Ни с кем не встречался, никому не звонил. Я бродил, узнавая и не узнавая свой родной город. Больше всего поразила его пустынность. Пусто. Пустой город. Мертвый. Как в фильмах про апокалипсис… – Некоторые местные жители бы с Вами не согласились. Утверждают, что город полон людей, сплошные пробки в час пик… – Эти «пробки» я видел. В субботу часа в четыре дня я вышел на проспект Ильича, возле Кальмиуса. Всегда по проспекту от площади Ленина просто поток транспорта шел на Левый берег. А тут – одна-две машины.
Пошел на остановку троллейбуса. Поймал себя на мысли, что я даже не знаю, сколько сейчас стоит проезд. Решил в киоске купить талончик. На витрине стоят сигареты, среди них две красные пачки – «Прима Ностальгия», в стиле советской ядреной «Примы» за 16 копеек, только на одной пачке – Ленин, на другой – Сталин. Увидев это, мне было уже не до талончиков. Сел в троллейбус. В салоне три человека. Суббота, еще не вечер… А всего три человека.
Единственный участок, где действительно много людей, – это всего два квартала на бульваре Пушкина – от драматического до оперного театра. Просто здесь много детских площадок, аттракционы, кафе и рестораны… На каждом шагу билборды, с которых товарищ Захарченко поздравляет с Днем химика, с Днем библиотекаря, с Днем медицинского работника, с Днем победы, с Днем «республики»… Сплошные праздники. Случайно встретил нескольких бывших знакомых. Например, прежнего своего студента, коллегу по драмтеатру… Интересно, что никто у меня не спрашивал – где я сейчас, как я, и при этом никто не рассказывал, как он живет. Не интересуются, уже не принято, наверно. А скорее, боятся интересоваться, по принципу – меньше знаешь… В 19 часов город пуст. Совсем. Редкие машины едут по центральной улице Артема. На конечных остановках – ни трамваев, ни троллейбусов, ни одного пассажира. Из-за комендантского часа в это время общественный транспорт уже практически не ходит. Самое большое потрясение – как это? Город, в котором жизнь бурлила, который существовал в бешеном темпе… Просто раньше не обращал на это внимание, нам казалось, что только в таком ритме может жить Донецк, и что это обычное, привычное состояние. А тут – бабах, и пустота… Только увидев нынешний Донецк, можно реально осознать, каким мощным был наш город до 2014 года. Побывал на Мушкетовском (кладбище, – прим. ред.), у своих, прибрал на могилах, положил цветочки, рассказал про нас, про жизнь нашу. И подумал: хорошо, что не видят они, что с любимым городом случилось. Театр по обе стороны линии разграничения– Интересуетесь театральной жизнью нынешнего Донецка? – Не пристально. Драмтеатр сейчас весь из себя такой пафосный, и репертуар изменился, и на гастроли по России катаются. Там остались бывшие мои коллеги, с которыми я работал в муздраме. Многие остались по ряду причин. Актер должен играть, ты должен быть в обойме. Не знаю, смогли бы они найти себя на подконтрольной Украине территории. Ведущие актеры выехали, их сразу «порасхватали» по театрам. Зато оставшимся освободились места, у них появилась возможность продвинуться со вторых ролей, для кого-то – вообще получать роли. Это пусть и обывательские, но вполне понятные причины. Безусловно, там появилась группа людей, которые «тельняшки рвут» за эту «дыру». Многие занимают такую пророссийскую позицию, воспевая и прогибаясь. У Шварца есть пьеса «Дракон». В финале, уже победив Дракона, Ланселот приходит к Генриху и спрашивает – почему ты так себя вел? – А нас так учили. – Так всех учили, но почему ты оказался лучшим учеником? Я понимаю, ситуации могут быть самые разные. И оказавшись в новых условиях, не каждый человек способен бросить все – в плане быта, нажитого, корней – и уехать. Для этого тоже нужна определенная смелость и позиция. Как говорится, каждый выбирает по себе. Поэтому никого не хочу осуждать за то, что он остался там, или вернулся. У меня такое ощущение, что там сейчас вовсю работает «стокгольмский синдром». Со страшной силой. Я разговаривал с некоторыми людьми, вроде они все понимают, но в ответ: да-да, но посмотри – вот то-то делают, вот то-то сделали, жить можно… – А что происходит в театральной жизни подконтрольной Украине части Донбасса? Все-таки, самые крупные областные театры до войны находились в Донецке и Луганске. – Что у нас получается. Макеевский областной ТЮЗ остался там, Донецкий (теперь уже без слова «украинский») музыкально-драматический и «Донбасс Опера» – там. В Луганске был русский драматический театр и украинский музыкально-драматический театр. Кукольные театры. Филармонии.
Сейчас в Донецкой области центр театральной жизни переместился в Мариуполь, где был свой большой театр. Официально называется Донецкий академический областной драматический театр. Но там, насколько мне известно, сложная ситуация, есть проблемы. А где их нет? Театр вообще без проблем жить не может! :) В Луганской области театральная, как и административная, столица – Северодонецк. Еще задолго до войны в Северодонецке был свой городской драмтеатр. Хороший, авангардистский, раскрученный. Дольше всех его возглавлял Олег Александров. Я видел их спектакли. Были очень интересные работы. Например, я у них Платонова видел («Путешествие в открытом сердце» по мотивам романа Андрея Платонова «Чевенгур», – прим. ред.). Но проблема этого театра заключалась в том, что у них (в отличие от Мариуполя) не было своего помещения, в прежнем здании еще в 2001-м произошел пожар. К тому же еще задолго до событий 2014 года Александров уехал в Москву. Сейчас этого театра уже нет. В то же время, после 2014 года несколько человек, которые работали в Луганском академическом украинском музыкально-драматическом театре, смогли вывезти из уже оккупированного Луганска основные документы и печать. Это позволило перерегистрировать театр на подконтрольной территории, в Северодонецке. И здесь возрожденную Луганскую муздраму вновь возглавил Владимир Московченко. Но в Северодонецке сейчас практически вся новая труппа (из Луганска переехали всего несколько человек), в том числе, в нее влились артисты из прежнего городского драмтеатра. Но проблема с помещением оставалась. В итоге, полтора года ремонта старого здания кинотеатра, и вот год назад в Северодонецке открыли новый театр – Луганский академический украинский музыкально-драматический. Я как раз в конце этого сентября там был. Здание не просто отреставрировали, а внутри перестроили именно под театр. Сейчас здесь есть сцена, зал на 400 мест, оборудование, костюмерный цех. Каждая гримерка (пусть там и тесновато), на минуточку, со своим санузлом и душевой кабинкой. Огромная во всем этом заслуга директора театра Сергея Дорофеева.
Есть помещение, есть труппа, теперь вопрос – репертуар. Ведь Северодонецк – не такой большой город, а значит – не так много зрителей. Казалось бы, второй раз на один и тот же спектакль человек уже не пойдет. Ан нет – ходят, говорят, и по два, по три раза на полюбившиеся спектакли. Сейчас в репертуаре уже более 20-ти спектаклей. И на выпуске еще три постановки. Но актерам, конечно, тяжело. Есть переселенцы, просто приехавшие из иных городов (труппа молодая, их набирали по конкурсу), живут на съемных квартирах. А Северодонецк, как-никак, теперь областной центр, и цены на то же жилье и вообще «на жизнь» здесь выросли. – Как изменился репертуар на свободной части Донбасса? Было опасение, что театры могут «скатиться» в пафосный патриотизм – на всех героев наденут вышиванки и дадут флажки в руки… – Нет-нет. Здесь даже вопрос не в самом репертуаре, а в подходе к нему, в его подаче. Вот тот же Луганский украинский драматический работает исключительно на украинском языке, но так было и до войны, в Луганске. Ставит как современные пьесы, так и классику. Но классику можно поставить по-разному. Владимир Московченко подходит к классике очень интересно, с позиции «сьогодення». Например, он поставил «Конотопскую ведьму» – вроде бы, классика, но в оригинальных рэп-ритмах, жанр определен как рэп-бурлеск. Также у них в репертуаре очень интересная работа «За двумя зайцами». И «Маклена Граса» есть. Но есть и современная драматургия. Например, спектакль по пьесе турецкого драматурга Тунджера Джюдженоглу «Лавина». Замечательная пьеса, шикарный сюжет: некое небольшое поселение между гор, в котором все говорят шепотом, т. к. может сойти лавина, и тут начинает рожать женщина… И спектакль решен потрясающе, даже чисто визуально – у них у всех огромные уши, как у зайцев, так сказать, в силу обстоятельств развившийся орган. Спектакль «Станция», современный украинский автор Александр Витер – добротный, хороший сюр. Некая станция, на которую попадает человек, и уже выехать оттуда не может. Есть, конечно, и репертуар для детей. Театр ездит с гастролями по центральной и западной Украине, там с удивлением узнавали, что оказывается, на востоке страны есть театры, которые работают на украинском языке. Кроме всего, в конце сентября в Северодонецке прошел первый всеукраинский театральный фестиваль «свiтОгляд». На базе театра неделю выступали коллективы из разных областей страны. Например, театр из Херсона привез «Лісову пісню», которую они играют в лесу, в самом настоящем лесу – с огнями, с водой, опрыскивая и поливая зрителей. Закрывал фестиваль «Дикий театр» из Киева – совершенно авангардный коллектив, который, говоря молодежным языком, сейчас в трэнде. – Можно ли говорить, что сейчас центр театральной жизни подконтрольной части Донбасса сместился с Донецкой области в Луганскую? – Если говорить о востоке, наверное – да. Но так буквально понимать тоже не стоит. Потому что это все вынужденная ситуация, а не в связи с каким-то «эволюционным развитием». И как будет дальше – тоже еще не ясно. Никто не знает, когда закончится эта беда на Донбассе, когда те же театры вернутся (и вернутся ли…), и что будет после возвращения. Взять тот же Донецк, там же так и останутся люди, в том числе в труппе театров, которые с «ДНРовскими тряпками» бегали. Но дай Бог, чтобы в том же Северодонецке сохранился нынешний высокий театральный уровень.
Чтобы спектакль жил, его нужно играть– Как Вы оказались в Северодонецке? – В качестве гостя фестиваля «свiтОгляд». Я играл свой моноспектакль «Иллюстрация». Кстати, которому в следующем году будет 10 лет. На фестивале один из журналистов меня спросил, почему этот спектакль держится так долго? Наверное, он по прежнему актуален, потому что он о том, как люди бросают, теряют все, уезжают куда-то в неизвестность, и что на это у всех свои причины. – Сколько спектаклей в репертуаре моноТеатра Владимира Лившица? – Уже шесть, готовится седьмой и еще несколько на подходе. Из последних постановок – в 2015-м я выпустил «Жизнь прекрасна!» по повести Ромена Роллана «Кола Брюньон», а в прошлом году – «Спектакль на завтра» о Януше Корчаке. Также я поиграл Пушкина – «Маленькие комедии» – один играл всех, но это было в качестве эксперимента. А в 2016 году с волонтерами поставил композицию, связанную с 75-летием трагедии Бабьего Яра. Я в эти дни был в Киеве, посещал мероприятия, много сделал фотографий, видео, углубился в тему. Вернулся в Израиль, закончил сценарий – и выпустил спектакль. Мы его там сыграли несколько раз, и сейчас я хочу его намного трансформировать, чтобы перевести в жанр монотеатра и играть его, как спектакль-документ. В портфеле лежит еще несколько пьес. Но проблема не в том, чтобы сделать. Проблема в том – где играть. Чтобы спектакль жил, его нужно играть. Например, в Израиле русскоязычная зрительская аудитория достаточно специфична – в основном, это люди довольно преклонных лет. А молодежи – не до этого, они ассимилируются, уходят в иную культуру, у них свои заботы. Тем более монотеатр – весьма специфическая форма. Например, я «Иллюстрацию» играю почти два часа... Ну, кто это выдержит?! :) Думаю, в ближайшее время завершу постановку по рассказу Анатолия Крыма «Письмо Богу», а спектакль будет называться «Один из овца твоего стада». Прекрасный материал, качественная литература (я, практически, не работаю с драматургией, в основном – с прозой, хотя, конечно, есть очень интересные монопьесы: так что и они – объект моего внимания), но сейчас я застопорился, т. к. к этому материалу крайне трудно найти материальную среду, в которой он будет существовать на сцене. Например, в «Спектакле на завтра» я придумал и чемодан, из которого достаются игрушки, бумага, колокольчик, телефон. На сцене опять же стульчики, на которых «сидят» фотографии воспитанников Януша Корчака. «Жизнь прекрасна!» как осень жизни, как подведение итогов – сбор «урожая» жизни, через фрукты. А в «Один из овца твоего стада» хочется максимальной лаконичности, вплоть до того, что сесть и просто рассказать эту историю. Не разукрашивая ее. Потому что история даже где-то анекдотичная. Действие происходит в Украине, 1946-47 год, послевоенное село. Начальник милиции – бывший военный, контуженный, ему попадает письмо местного «жидка» (как он говорит). Письмо странного содержания: этот «жидок» просит Бога, чтобы тот прислал ему 50 рублей, чтобы он мог встретить Песах, и тогда за него будет радоваться «там» погибшая в карательной операции семья. Начальник милиции вызывает его… Не буду раскрывать сюжет – пусть зритель придет на спектакль, там и узнает, как закончилась эта история :)
У Дины Рубиной мне понравился рассказ, я его также для себя отложил. Есть материал, который я условно называю «Собаки-2» – это три рассказа о собаках и их хозяевах. Например, старики не могут уехать к детям за границу, потому что не могут оставить свою собаку. Рассказ «Брут» – фашисты забрали немецкую овчарку, натаскали ее на заключенных, и он не узнал свою хозяйку в концлагере. Еще один – шоферюга, к нему прибилась черная дворняга, которую он назвал Сарра, и когда он напивается, то избивает животное, считая, что оно – причина его бед. Заглядываюсь на поэму любимого мною Семена Кирсанова «Сказание про царя Макса-Емельяна…». Но посмотрим, что из всего этого выйдет. *** – Когда все закончится, планируете возвращаться в Донецк? – Это, наверное, самый непростой вопрос. Непонятно, когда это все закончится… – А по Вашим ощущениям – когда? – Я очень этого жду. По моим ощущениям… Я настроен оптимистично. Не может это все долго тянуться! Страшно думать, что это может продлиться еще на столько же, на пять лет еще. Но страшно и другое: что за это время там вырастет новое поколение. Кому в 2014-м было 5-6 лет, они будут уже взрослыми людьми, и совершенно отравленными. Поэтому очень больно. Больно и страшно. Лариса Лисняк, РПД «Донецкие новости»
| |
|
Всего комментариев: 4 | |||||
| |||||