Публикуется впервые

Так уж случилось, вслед за публикацией на сайте главы, посвященной периоду 1920-30 годов, из книги "История еврейской общины" я получила от Петра Варията перевод отрывков из воспоминаний Залмана Арана как раз посвященный этому времени.
Эти публикации хорошо дополняют одна другую.

Вечерами в помещении рядом с еврейской гимназией  "Тарбут" в Юзовке (ещё до того, как её закрыли),  я преподавал социологию. Будучи учителем, я состоял в профессиональном объединении учителей и культурных  работников. Однажды я получил приглашение прибыть в один из отделов моего профобъединения. Выяснилось, что оно было обязано посылать людей в сёла  для взимания продовольственного налога с населения. Создавшаяся ситуация расстраивала все мои планы. В тот же день вечером я, как обычно, пошёл в гимназию преподавать. Придя туда, увидел гостя в кабинете директора. Это был человек из Еврейской секции  Украины. Невольно услышал рассказ гостя об организации Центральным комитетом украинской Евсекции семинара для учителей в Харькове. Прервав беседу, я  предложил себя в качестве слушателя этого  семинара. В последствии мне рассказали, что было обсуждение в местном совете  Евсекции. 

На снимке: Залман Аран, министр просвещения Государства Израиль в рабочем кабинете.

Были и мои противники: "Он - сионист". Были и такие, что поддержали меня: "Он молод". И их мнение взяло верх.  Я получил командировку в Харьков. С чемоданом личных вещей и канистрой растительного масла прибыл на железнодорожную станцию. Поезд был забит полностью. Я взобрался на крышу вагона и разложил свои вещи   "стратегическим" образом, привязав их к телу с двух сторон, для того, что бы тряска поезда не сбросила меня под колёса.

Поезд тронулся, ветер хлестал и хлестал меня. Были в пути всю ночь и утром прибыли в Харьков.

Педагогический семинар Евсекции освободил меня от мобилизации по взиманию урожая в сёлах батьки Махно и его последователей, как строевых, так и не строевых. Зато меня обязали  пройти бессмысленное обучение. Заведующий педагогической  частью  семинара  пытался навязать нам невозможное  -  систему преподавания еврейским детям на "идиш", искореняя по ходу национальное содержание и оставляя только "национальную" кожуру. Этому противилось явное и сильное ядро сионистов среди студентов. Семинар продлился три месяца. Среди стёршихся образов этого фильма остался в моей памяти учитель пения. В принципе, хороший парень, слегка косоглазый. В те дни жгучих морозов зимы 1920 года учили весённюю песенку Мендельсона.

 - «Ис клингт дэр майглекель ин таль ун рофт цу нойф дэр фрайнд»

 - «Звенит колокольчик в долине и созывает друзей» 

***

Я поехал в Юзовку на несколько недель. В вагоне поезда, кроме меня, были ещё две нееврейские семьи. Среди них был молодой врач, одетый в кубанский костюм. Они проводили время в беседах, и, как обычно, подошли к теме, в которой каждый гой считает себя знатоком: евреи ….

Неизвестно по какой причине и без предварительного уведомления  поезд изменил направление, не останавливаясь на станции, где должна была быть пересадка. В вагоне началась беготня, я встал со своего места. В адрес  врача - антисемита выдал одно русское слово из шести букв. Распахнул дверь вагона, выбросил свой чемодан и выпрыгнул вслед за ним по ходу движения поезда. Вышел из этого приключения более - менее благополучно. Но, всё же, менее, так как пальцы одной из ног были ушиблены. Возвращался к станции долго, подобрал свой чемодан и направился в комнату медицинской помощи. Во время обработки пальцев ног  пожилой фельдшер узнал, что я выпрыгнул из поезда. На что он отреагировал: "Жалко, что не сломал голову! И ещё еврей!". В ответ я промолчал. Поди,  расскажи ему, что "выбросило" меня из поезда.

Последний раз больше месяца я провёл в местечке, которое было хмурым во всём. На этот раз расставание с родителями  было тяжёлым . Они и я чувствовали, что не увидимся больше...    

Я вернулся в Харьков.

***

В отличие от других стран, в России социалистические партии, включая еврейские, не имели возможности существовать легально, кроме недолгого периода. Из кладбища социалистических еврейских партий вышел урод, которому вручили топор, чтобы срубить остатки посевов и корешков еврейской общественной жизни:  Евсекция. Это создание появилось на еврейской улице в годы разрушения российского еврейства. Всё это пришлось  на время тяжелейшего кризиса: идейного и политического, который с 1918 года охватил всю еврейскую молодёжь на всех просторах советской  России.

Мы, социалисты – сионисты, видели свою роль в том, чтобы встряхнуть эту идиллию Евсекции, обратить внимание на раны русского еврейства, в надежде заявить о наших требованиях на Эрец Исраэль.

После чисток в университете мне стало ясно, что мои дни сочтены. И доказательство этому последовало спустя две недели после того, как я оставил город. Гэпэушники побывали у меня на квартире не только в Харькове, но и в Юзовке. Мне рассказывали, что после тщательного обыска в доме отца, следователь нервничал, долго ходил в большой комнате, остановился и сказал: "Нужно обратиться к юристу и посоветоваться с ним!"

На одной из последних страниц газеты затерялась заметка об изменении названия местечка Юзовка на Сталино. В усмешку я сказал другу: "С этого момента добавляется ещё один фактор – личный – к разногласиям между мной и Сталиным. И если бы не он, то возможно местечко было бы названо моим именем …. "

Перевёл     Пётр  Варият