Средний сын, Володя, оставался в родном местечке и стал парикмахером, женился и со своей семьёй жил в отцовском доме. В 1919 г., при очередном еврейском погроме, все евреи-мужчины были согнаны в какое-то каменное здание на окраине и порублены саблями и расстреляны. В эту бойню попали и мой дед Ёйхим и дядя Володя. Через несколько дней оказалось, что дядя Володя, по счастливой случайности, остался жив, был лишь порублен шашкой, разрублены щёки, язык, грудь и др. Он остался лежать среди груды убитых, а затем смог выбраться, спрятаться и, наконец, добраться домой, где получил помощь и выжил. Дед же мой, Ёйхим, погиб в этом погроме (Да будет Благословенна Память о нем!). Говорят, что дядя Гриша с отрядом бойцов появился в Тростянце через некоторое время и провел акцию по выявлению участников еврейского погрома, и уничтожил многих из них. В этой операции принимала участие и моя мама Дора.
Самый младший ребёнок, дочь Дора, была отправлена учиться в гимназию, но её не закончила, в связи с начавшейся Гражданской войной. Она включилась в общественную деятельность, стала работать в органах ЧК, вернее, по её поручениям, в органах Советской власти, женсоветах и подобных организациях. Но маленькое местечко ограничивало возможности такой работы и Дора уехала в город районного значения, Бершадь. Здесь она вышла замуж за Бориса Бешера, который и стал моим отцом. Через много лет я узнал, что это был уже второй его брак. Очевидно, моим родителям было не легко возиться со мной, особенно маме, общественнице, и меня, несколькомесячного, в конце 1926 или начале 1927-годов, привезли в Тростянец, к бабушке, где я и воспитывался. Как помните, мы с бабушкой проживали на втором этаже, а на первом жила уже большая семья дяди Володи: он с супругой, два сына и дочь.

Родителей своих я не видал до 30-го года. Помню, что однажды бабушка собрала свои и мои вещи, нас проводили куда-то, затем мы очутились в вагоне поезда и, через какое-то время, нас встретила моя мама в Одессе, где она жила уже без моего папы. Они разошлись. Мама, Белинская Дора, жила в комнате, довольно большой, по моим тогдашним понятиям, в которую вход был прямо со двора. Двор находился по адресу: улица Свердлова № 55, это бывшая Канатная улица. Когда, на много позже, я читал ,,Белеет парус одинокий..." В. Катаева, то почему-то в душе гордился тем, что и я жил на Канатной улице, где жил Гаврик!

Двор был поблизости от угла пересечений с улицей Большой Арнаутской (а может быть Малой Арнаутский, уже не помню!). От улицы двор отделялся каменным забором, в котором были высокие ворота и калитка. За воротами было довольно большое свободное пространство, слева ограниченное тоже забором, за которым высились корпуса канатной фабрики, а справа шли два или три одноэтажных жилых (кажется частных) домов, а затем, высокое одноэтажное кирпичное здание маслобойного цеха. С этого места двор разделялся на два "рукава" каменными строениями, которые служили складами маслобойного цеха и в которых хранились семена подсолнечника, то-есть сырьё, и бидоны с подсолнечным маслом, продукция, и жмых, то-есть, используемые отходы производства.

В левом ,,рукаве" по левой стороне в каменных одноэтажных строениях, тыльной стороной примыкавших к забору канатной фабрики, очевидно, ранее, также склады, теперь располагались жилые квартиры. Вот такая однокомнатная квартира была выделена моей маме, которая работала в это время в одном из районных отделений милиции. Комната была довольно сырой, уровень пола был ниже уровня почвы улицы сантиметров на десять. Но, как говорили мама и бабушка, большое счастье, что удалось получить такую квартиру и в хорошем районе. Ну, естественно, все "удобства" во дворе в специальных, деревянных сооружениях.
В начале нашего двора, справа в первом собственном доме проживала семья нэпмана. В доме, довольно большом, кроме жилых помещений, было производство повидла и варений многих сортов, а рядом с дворовой калиткой, внутри двора, стоял большой деревянный ларек с выходящим на улицу окном-стойкой, на которой были выставлены образцы товаров и шла их реализация. Сам нэпман, его супруга и дети (сын и дочь постарше на 2-4 года меня) были очень полными и крупными. Большинство проживавших в нашем дворе семей, кроме семьи нэпмана, были ниже среднего достатка и мы, дети, свободно общались между собой по возвратным меркам. Натянутыми были только взаимоотношения между нэпмановскими детьми и их сверстниками из других семей.

Мама моя работала очень много, уходила рано утром и приходила с работы, практически, когда я уже спал. Я полностью был лишь на воспитании и под надзором бабушки. Она же вела домашнее хозяйство и экономику семьи. Бабушка Хава (Ева) была ещё полна энергии, довольно красивая женщина выше среднего роста, умела вкусно приготовить всякие украинские, молдавские и еврейские блюда. По русски разговаривала, но с сильным акцентом и с половиной украинских слов, а основным, родным языком был еврейский - идиш. В местечке и я разговаривал только на идиш и русский освоил лишь здесь, в Одессе.

Я рос, а жизнь становилась всё тяжелее, надвигался и пришёл голод. Мы, дети, подпитывались подножным кормом, во-первых жмыхом подсолнечных семян после отжима масла. Не можете представить себе, какая это вкуснятина! Во-вторых, мы умудрялись через оборудованные решётками вентиляционные окна складов красть в достаточных количествах семечки подсолнухов. А, иногда, и доставались нам очищенное от шелухи семя, ну это уже было сверх блаженство! Да и жмых (мы его называли по украински ,,макуха") от семян без кожуры – это ещё более вкусный ,,деликатес"!

Бывало, что и нэпман угощал нас, детей 5-7 летних, очевидно из жалости, повидлом своего изделия и это превращалось для нас в праздник. На улицах стало появляться всё больше просящих милостыню, сидящих и лежащих на тротуарах людей, и, зачастую, оказывалось, что это уже умершие. На сколько я понимал, бабушке немного помогал и сын Илья, в это время проживавший в Одессе, кстати, тоже на улице Канатной. 

А старший брат, Григорий Белинский, в это время жил в городе Сталино, в Донбассе. Работал он рядовым милиционером. Город Сталино – административная столица Донбасса, одного из самых развитых промышленных районов Европейской части СССР, главный поставщик энергетических и технологических углей, снабжался намного лучше, чем Одесса и её округа. И дядя Гриша посоветовал маме переехать в Сталино.