Отдельные эпизоды жизни (Часть третья) - 31 Января 2014 - Юзовка-Сталино-Донецк: страницы еврейской истории

Приветствую Вас, Гость

Главная » 2014 » Январь » 31 » Отдельные эпизоды жизни (Часть третья)

12:11 Отдельные эпизоды жизни (Часть третья)
Юность Дальше события развивались достаточно быстро. Учеба в школе мне давалась легко, и кончилось тем, что после первого класса меня перевели сразу в третий. До конца семилетки я был все время на год моложе своих соучеников. В школе старшие ребята меня иногда поколачивали, я думаю, не потому, что я там был единственным еврейским мальчиком, а просто из зависти к моим успехам. Лида, а также Миша, увлекались местным любительским драматическим кружком. Она играла первые роли в поставленных спектаклях и даже была членом профсоюза работников искусств («Рабис») и носила артистический псевдоним Корецкая. В 1924 году Миша, весьма разносторонний и, безусловно, талантливый человек, довольно случайно поступил в Одесский химический институт, а через год туда поехала и Лида. Она несколько позже поступила в тот же институт и, помню, рассказывала, как плакал ее экзаменатор проф. Петренко-Критченко, когда на вступительном экзамене по украинской литературе она исполнила драматический монолог («Чому вода каламутна») героини пьесы «Наталка Полтавка». В 1925 году наша семья переехала неподалеку на Гродовский рудник, где папа занял ту же должность – пом. завшахтой. Я там учился с четвертого класса по седьмой. В одном классе со мной учились два мальчика-близнеца Ваня и Юра Казариновы. Их отец Алексей Иванович Казаринов был главным инженером шахты. Это была, по тем временам, зажиточная семья. А. И. бывал в заграничных командировках, откуда привозил много вещей. У мальчиков даже был велосипед, на который никому из их товарищей не разрешалось садиться. Высшей степенью доверия, которым я тоже пользовался, было разрешение бежать рядом с велосипедом, когда на нем ехал один из братьев, держась рукой за раму. Но вскоре благополучие этой семьи неожиданно оборвалось. В Советском Союзе в это время возникло знаменитое «Шахтинское дело», где ряд специалистов-горняков были обвинены в шпионаже. Среди них оказался А. И. Казаринов, который был приговорен к расстрелу, замененному потом десятью годами заключения. Его семья из Гродовки уехала. Что стало с нею, в частности с мальчиками, я не знаю. А в нашей семье в это время произошли хорошие события. Родителям прислали сохраненные их соседями по Екатеринославу пианино фирмы «Шредер» и столовый сервиз. После этого было решено учить меня музыке. Моей первой учительницей стала жена нашего зав. школой Владимира Платоновича Иванова – Вацлава Михайловна. Я у нее проучился около года. В конце играл несложные пьесы, но затем оставил занятия, вероятно, дойдя до предела ее возможностей как музыкального педагога. Ведь она не была профессиональным музыкантом. У нас дома был телефон. Иногда мне звонили телефонистки с местной телефонной станции и просили что-нибудь им сыграть. В ответ я клал трубку возле пианино и играл по своему вкусу, в том числе песенки, подобранные мною по слуху. Особенным успехом пользовались популярные в то время «Кирпичики». В 1927 году Миша женился на своей однокурснице Наташе Гросман. В свадебное путешествие они поехали в Крым. Через неделю мы получили от них открытку из Ялты, где они делились своими впечатлениями. А на следующий день после этого неожиданно раздался их звонок из ближайшей к нам железнодорожной станции Гришино. Оказывается их буквально «вытрясло» из Крыма знаменитое Ялтинское землетрясение. Они с трудом оттуда выбрались и приехали к нам. В это время в нашей школе по некоторым предметам проводилось обучение «кружковым» методом. Для этого класс разбивался на кружки по 5-6 человек во главе с кружководом, которого выбирал преподаватель из числа лучших учеников. Кружковод вслух читал текст из учебника своим товарищам, сидящим вокруг стола. После чтения небольшого отрывка проводилось его коллективное обсуждение. Я не думаю, что это был эффективный метод. Скорее всего, он применялся из-за нехватки учебников на всех. К тому же, имеющиеся учебники в основном были на украинском, что затрудняло восприятие материала. Помню, что во время занятий иногда раздавался голос с соседнего стола: «Опять у Явнеля русская книга». Это объяснялось просто тем, что я, будучи кружководом, в отличие от остальных, читал украинский текст сразу на русском языке. В начале 1929 года мы переехали на соседний Новоэкономический рудник. Здесь, как и на прежнем месте жительства, не было средней школы, а имелась только школа-семилетка. Таким образом, я оказался в последнем седьмом классе. За несколько месяцев учебы на новом месте я смог окончить школу первым учеником. После окончания семилетки мы всем классом поехали в экскурсию в Киев. До Днепропетровска мы ехали поездом, а дальше вверх по Днепру на пароходе добрались до Киева. Первое, что мы увидели на киевской пристани, был базар, где продавалась клубника по 8 копеек за фунт (400 г). Мы сразу набросились на нее и, объевшись, все дни нашего пребывания там маялись животами. В Киеве особое впечатление на меня произвела экскурсия со свечками по пещерам Киево-Печерской лавры, которая в то время была мужским монастырем. На руднике, кроме семилетки, была двухлетняя школа горпромуч (аналогичная фабзавучу), куда принимали учеников, начиная с 15 лет, и 4-летний вечерний рабфак Донецкого горного института. Мой отец был заведующим производственным обучением в Горпромуче. Кроме того, он преподавал горное дело там и на рабфаке. Так как я окончил семилетку досрочно, в 14 лет, то в Горпромуч, как и на рабфак, где нужно было работать, я не мог поступить по возрасту и поэтому целый год не учился. В это время у меня эпизодически бывали взрослые ученики, с которыми я занимался по математике. Это были первые, хоть и небольшие, деньги, заработанные мною. Родители хотели, чтобы я продолжал заниматься музыкой. Для этого из Гришино пригласили учительницу музыки Бердичевскую, у которой я проучился несколько месяцев. Я не был у нее прилежным учеником, опять же, в отсутствие соревнования. Помню, как я на нотный пюпитр клал книгу «Граф Монте-Кристо» и во время чтения беспрерывно играл гаммы, чем услаждал мамин слух, когда она готовила на летней кухне во дворе. Осенью 1930 года я поступил в Горпромуч, где проходил производственное обучение, работая лаборантом в химической лаборатории по анализу угля. После окончания школы Горпромуч мне для продолжения образования оставалось идти только в единственное на руднике среднее учебное заведение – вечерний рабфак. В 1932 году я поступил на 3-й курс рабфака, но вскоре был переведен на последний, 4-йкурс. Учась на вечернем рабфаке, я днем работал сначала учеником чертежника, а затем помощником маркшейдера – геодезиста, работающего под землей. Он регулярно спускается в шахту, где с помощью теодолита – прибора, определяющего углы, – и рулетки производит замеры новых горных выработок. Результаты потом наносятся на план шахты. Это очень важная и ответственная работа, без которой невозможна вся производственная деятельность шахты. Кроме учебы и работы, я выкраивал время для занятий в физкультурном коллективе. Его руководитель, Лев Леонардович Мейлакс, поддерживал в нем строгую дисциплину. Помимо спортивных занятий, нам часто приходилось участвовать в ночных авралах, например, когда на шахте было необходимо срочно разгружать железнодорожные вагоны и т.д. Поэтому мы были широко известны не так спортивными, как общественными достижениями. В это время был учрежден спортивный комплекс «Готов к труду и обороне». Мы быстро сдали нормы ГТО, и нашему коллективу, одному из первых на Украине, были направлены значки ГТО. Мне не было еще 18 лет, когда я получил такой значок за № 36706. Когда я со значком на груди пришел вечером домой, мама сказала: «Ах, ты готов к труду? Вынеси, пожалуйста, мусорное ведро». Летом 1933 года я закончил рабфак. В моем свидетельстве об окончании рабфака был приведен перечень учебных предметов, который был объединен фигурной скобкой с высшей оценкой. Когда стал вопрос о моем дальнейшем образовании, то почти все преподаватели считали, что я должен идти в университет. Разница была лишь в специальности. Так, физик говорил, что мое место на физическом факультете, химик прочил мне дальнейшие успехи на химическом факультете и т.д. Единственным исключением был преподаватель горного дела, т.е. мой отец, который заклинал меня быть кем угодно, только не горняком, зная, какой это труд. А что же я? Нужно сказать, что это время – начало 30-х годов прошлого века – знаменовалось в нашей стране развитием передовых отраслей промышленности и техники. Особенных успехов достигла тогда авиация. И я решил стать авиаконструктором. Мой двоюродный брат со стороны матери, Миша Минчиковский, окончил к тому времени авиационный институт с длинным названием «Ленинградское высшее училище инженеров гражданского воздушного флота». Вот и я решил поступать туда же. Мои родители, не возражая в принципе против моего выбора специальности, не хотели, чтобы я так далеко уезжал от дома. Папа заметил, что авиационный институт есть в Харькове и можно поступать туда. Я с этим предложением согласился и вскоре отец сам отвез мои документы в Харьковский авиационный институт. Александр Явнель
1 2 3 4 5 Нравится Категория: Рассказы о былом \| Просмотров: 802 \| Добавил: Liza \| Рейтинг: 0.0/0

Всего комментариев: 0