Приветствую Вас, Гость
Меню сайта
Форма входа
Календарь
«  Июль 2013  »
ПнВтСрЧтПтСбВс
1234567
891011121314
15161718192021
22232425262728
293031
Архив записей
Статистика
Онлайн всего: 1
Гостей: 1
Пользователей: 0
Главная » 2013 » Июль » 3 » И тысячи услышанных сердец
09:58
И тысячи услышанных сердец
Некоторое время назад мы писали о семье Екатерины Львовны и Симона Борисовича Гольдштейнов. Сегодня мы помещаем рассказ Б. Герценова  о их дочери и своей жене- Этель Симоновне.
На снимке: Арон Горелик, Роман Зеленовский, Мина Гитис, Семен Герценов и Туся Гольдштейн (Герценова).
 
Однажды, еще не остывший от военной лихости кавалерист, но без шпор и капитанских погон, я заглянул по случаю в старинный домик на Седьмой линии в родном городе Донецке (тогда Сталино). Переступил порог крошечной комнатки, именовавшейся "столовой", и тут же внимание привлекла фотография, пристроенная на вершине хрупкой этажерки из ивовых прутьев. Пять юных лиц, и первый справа - мой брат Семен. Откуда взялся он в живописной группе? Услышанный от хозяйки дома рассказ все прояснил. Это - одноклассники, сфотографировались на память еще в мирное время. Такой вот дружной компанией по дороге из школы они заглядывали в наш дом на соседней улице - на вкусные мамины пирожки с картошкой, решали трудные задачки, затевали танцы. Оказывается, меня хорошо знали, а я, оторвавшийся от них на целых пять лет, едва замечал тогда "малышей" и никого не запомнил.
Минувшие годы сократили разъединявший нас временной разброс. И в час посещения квартиры на Седьмой линии завязалась моя дружба с одной из девушек, носившей ласковое имя Туся, по-моему, самой красивой на той карточке. Школьная подруга моего родного брата, командира взвода истребителей танков, оставшегося под Воронежем, стала моей женой.
 
 
 
Борис и Туся Герценовы
 
С нею, Этель Симоновной Гольдштейн, мы прошли по жизни до нашей золотой свадьбы. И прихватили сверх того еще два года. Обвенчалась с журналистом, а могла стать боевой подругой военного: меня не отпускали из кавалерийской дивизии, сулили учебу в военной академии. А я настойчиво просил отпустить на родину - к штатскому занятию в газете. Да и она поставила это главным условием нашего общего будущего. В Сибири, где она провела годы эвакуации, Туся была и медсестрой в госпитале, и продолжала прерванную войной учебу в медицинском институте. И очень ценила награду того времени - медаль "За доблестный и самоотверженный труд в период Великой Отечественной войны 1941-1945 гг.". А в Донецке ей предстояло защитить диплом на лечебном факультете. И стала она врачом, как говорится, Б-жьей милостью. В чем я убедился за долгие годы сам. Как-то на склоне лет попробовали вместе подсчитать, сколько сердец выслушала она за свою врачебную карьеру. Вышла цифра с многими нулями (двадцать - двадцать пять в день да умножьте на почти сорок лет!). Но, думаю, чуть больше, чем бывало в среднем. И не случайно: жителей участка, который она обслуживала, привлекала, я бы сказал, утонченная внимательность. Этим пользовались, иногда злоупотребляли многие: когда ее переводили на соседнюю территорию, привыкшие к ней пациенты следовали туда, приходили на прием и загружали ее сверх всякой меры. "Издержки славы", - шутила она при домашних.
Этель Симоновна умела терпеливо выслушивать  жалобы и с помощью примитивных инструментов, которыми располагали наши врачи, услышать малейшие отклонения в организме от нормы. Не умела торопиться, хотя дома ее ожидало немалое семейство. А в заключение, учитывала состояние и даже состоятельность больного. Выражалось это весьма просто: при назначении лекарств среди многих она выбирала не только самое эффективное из имеющихся, но и наиболее доступное больному по стоимости. А с этим в трудное послевоенное время нельзя было не считаться. Позволю себе извиниться перед иными медиками в Израиле: когда платишь в аптеке за препарат, кажется, будто лечащий тебя врач состоит на службе не в купат-холим, а в фармацевтической фирме.

Итак, очередной нелегкий день поликлинического приема завершен, обойдены все домашние адреса. Этель Симоновна возвращается домой, готовая поделиться увиденным и услышанным - разрядиться после тяжелого трудового дня. Рассказывала, к примеру, как состоятельные пациенты советовались с нею: "А что, если пригласить профессора?" - "Приглашайте", -соглашалась она. Но старалась и после этого не оставлять своего больного, вновь навещала его на дому и, взглянув на выписанный врачом-профессором рецепт, оставалась довольна: он зачастую мало чем отличался от ее собственной "прописи". Но, бывало, видела нечто новое, тогда брала урок у более опытного специалиста.

Думаю, все мы, не только причастные к медицине, навсегда запомнили грозные дни затеянного Сталиным преследования "убийц в белых халатах" - пресловутое "дело врачей". Вместе с многими евреями-врачами и моя Этель Симоновна выдержала невероятные испытания. Вслушивалась в разговоры ожидавших за дверью больных, в иные возмущенные голоса, ругавшие "убийц" открытым текстом. Сжав собственное сердце, не каждому улыбалась, как бывало. Но профессионализм и личные качества характера брали свое: ее не оставляли без дела. Больных в кабинете не становилось меньше, хотя то, что она еврейка, но с голубыми глазами и разговаривала в те очень тяжкие дни с достоинством, кем бы ни был ее пациент, - видно с первого взгляда. "Больной есть больной, а хозяин в кабинете на приеме всегда врач", - говорила она. Я молча гордился своей Тусей, когда однажды узнал, что ей в то тяжкое время предложили даже повышение из рядовых в небольшое начальство.

Она предпочла остаться в терапии. Что особенно привлекало ее в этой врачебной специальности? Она отвечала афористично коротко: "Эффект выздоровления. Одни быстрее, другие медленнее на глазах становились в строй. А случалось и необратимое: хворь не уходила, исчезал больной навсегда, что всякий раз вызывало глубокую боль. И было спасительное: "Врач не может всякий раз умирать со своим подопечным. Остается одно - извлекать урок из каждого случая". Тогда она заново листала фолианты "свежих" учебников, заглядывала в толстые научные журналы в поисках новых подходов к болезни, брала на вооружение препараты, только что поступившие в аптеки. И все же нередко становилась в тупик - от беспомощности и отечественной, и зарубежной медицины.

А доктор оставался и домохозяйкой. После долгих лет ожиданий я, фронтовик, получил квартиру - сначала на две, затем на три комнаты. Но они не пустовали. Подрастали две дочери, складывались новые семьи и на время оставались с нами. Бывало, готовить Тусе приходилось и на девять человек! Коллеги спрашивали: в чем варишь борщ? "Как это "в чем"? - переспрашивала она. - В выварке!" И шутку принимали. А "выварка" - это емкость на два ведра и предназначена в хозяйстве для других надобностей. Но приходило время, и наши юные семьи постепенно расселялись по своим углам.

На склоне лет Этель Симоновне предложили новую работу - гастроэнтеролога, и она охотно взялась за нее, закончив курсы повышения квалификации с оценкой "отлично". Время было интересное. Только что страна приоткрыла двери для выезда за границу. За рубежом оказались и некоторые пациенты Туси. Вдвойне было радостно ей от добрых вестей, приходивших к ней издалека. Одна бывшая пациентка так и писала: "Выздоровела! Спасибо большое!" Таким был отдаленный результат забот врача Первой, городской больницы Донецка и ее коллег. Как говорится, знай наших, Америка!

А себя уберечь не смогла. В горячем июле, когда жара на улицах приблизилась к 40 градусам, Этель Симоновны Герценовой не стало: сердечно-сосудистая недостаточность. Да и другие хвори глубоко поселились в пенсионерке, отдавшей труду для людей более сорока лет. Может быть, помогла бы прославленная медицина исторической нашей родины, спрашивали себя близкие ей люди. Но не хватило года, чтобы проверить это на месте, когда она стала бы в ряды репатриантов. Хотя дорогу сюда Гольдштейны проложили очень давно: без малого сто лет назад. В семье ее деда было тринадцать детей, и старший поселился в кибуце Бейт-Гашита еще в 1907 году.

В газете я уже семь десятков лет. Героями заметок, репортажей были сталевары и шахтеры, энергетики, хлеборобы. На этот раз повел речь об одном из тружеников великого цеха здоровья - своей жене. Очерк о другом очень близком мне человеке - брате Семене, командире истребителей танков, в книге тоже присутствует. Делаю это впервые, тем более пишу с превеликой тщательностью, сверив каждое слово с правдой жизни.

А как сложились дела в семьях наших с Этель Симоновной детей? О них упомянул в другом месте, но повторюсь: одна - в Израиле, другая поселилась в США. Растут здесь и там трое внуков, четверо правнуков. Была бы счастлива от этого и наша бабуля! Да радость бытия достается, к сожалению, только на долю одного и , как правило, на короткое время
Борис Герценов
Нравится Категория: Семейный альбом | Просмотров: 1172 | Добавил: Liza | Рейтинг: 3.0/2
Всего комментариев: 1
1 Инна  
«Спасибо» вашему сайту. Я увидела фотографию, озаглавленную, как ~ школьные друзья брата человека, написавшего эту статью. И среди этих школьников я увидела человека, очень хорошо мне знакомого - Романа Зеленовского, которого я знала как мужа маминой подруги и никогда не видела его довоенных фотографий. Я послала ссылку на эту страницу моему брату, а затем – и дочерям Романа Зеленовского.

Имя *:
Email *:
Код *: