Приветствую Вас, Гость
Главная » 2013 » Декабрь » 20 » Следует жить!
23:03
Следует жить!
Скоро сказка сказывается, да нескоро дело делается. От идеи до ее воплощения прошло долгих 5 лет. В книге Е. Ясенова "Прогулки по Донецку-2", изданной еще 2010 году, я нашла интересную фотографию. На ней Вячеслав  Верховский показывает, где должна будет висеть мемориальная доска памяти поэта Ю. Левитанского. Честь и хвала неравнодушным людям, осуществившим эту прекрасную идею: увековечивание памяти нашего знаменитого земляка. Об этом событии мы уже коротко сообщали. А сегодня мы помещаем материал В. Верховского на эту же тему, опубликованный в газете "Наша жизнь". 

В Донецке открыли мемориальную доску поэту Юрию Левитанскому, открыли через шестнадцать лет после его смерти и через пять — после возникновения идеи об увековечивании его памяти в городе, где прошло его детство. Хотел написать: открытие состоялось при большом стечении народа, но нет: людей пришло совсем немного, может, человек, пятнадцать, но случайных там не было, и это главное.   

 
Идея открытия доски возникла, такое бывает, у нескольких человек одновременно. И возможно, дальше идеи дело бы не двинулось, если б те, кому она пришла в голову, не вышли на Чумак. Опыт у Галины Чумак уже был: опыт доводить все до успеха. Так, в течение трех лет (1993 — 1995), год за годом, она, ныне директор Донецкого областного художественного музея, а в те годы — ответственный секретарь по пропаганде книги в Обществе любителей книги, — открыла три доски: Марине Цветаевой в Святогорске, где в 1915 года она провела три недели, в Горловке — Исааку Бабелю и в Донецке, на здании 1-й горбольницы, что на Пожарной, — Василию Гроссману. В этом здании до войны располагался мединститут, где на кафедре химии будущий выдающийся писатель работал. Кроме того, «это был год 50-летия Победы, — вспоминает Галина Чумак, — а Гроссман — автор лучшего романа о войне».  
 
 

Якобы в шутку ее упрекали, и не раз, что она подыгрывает евреям: «Бабель, Гроссман, Левитанский, вы чего?» Но Чумак, сама по национальности гречанка, корректно, ставила их на место: «Я не евреям устанавливаю доски, а выдающимся деятелям русской культуры». «А что касается евреев, — говорит она уже мне, — то можете верить, не верить, но с инициативой все четыре раза ко мне приходили именно евреи. Так, о пребывании в Донбассе Марины Цветаевой мне сообщила учительница украинского языка, ныне проживающая в Израиле Тамара Славуцкая. Знакомы мы не были, столкнулись совершенно случайно. «А вы знаете, что Цветаева бывала здесь, у нас?» — «Так, садитесь, рассказывайте». От волненья запинаясь, рассказала. «Вы попали туда, куда надо...» — подытожила я». Через какое-то время в Святогорске появилась памятная доска. С этого и началось…
Левитанский. «За эту работу я взялась с удовольствием, — говорит мне Галина Чумак, — хотя отдавала себе отчет в том, что работа эта — на общественных началах. Но где взять деньги на саму доску? Я думала неделю и придумала: связалась с Вадимом Гефтером (Вадим Яковлевич — известный культуртрегер, талантливый бард, меценат, активный член еврейской общины г. Донецка — ред.). Идея его вдохновила, и выступить в качестве спонсора он согласился». 
Но перед этим... Известно, что Юрий Левитанский до войны учился в донецкой (точнее, сталинской) школе на 1-й Линии. Интересно, что в том, трехэтажном, здании располагалась не одна школа, а целых три, причем третья — на первом этаже, первая — на третьем, а вторая — где уже осталось…
Юрий Левитанский учился в третьей, то есть на 1 этаже. Но дело даже не в этом, а в том, что сейчас на месте того, довоенного здания, — огромное, на полквартала, здание Управления Донецкой железной дороги. «И первому, к кому я обратилась, — говорит мне Г. В. Чумак, — это, естественно, к начальнику Донецкой железной дороги, поскольку здание в ведении дороги. Ничего против установления доски на «его» здании он не имел. Потом написала председателю исполкома Ворошиловского района, на территории которого это здание находится. Разрешение получила. Затем обратилась к председателю исполкома г. Донецка, на территории которого находится Ворошиловский район, на территории которого, в свою очередь, находится то самое здание». Все были только «за», тем более что это «за» городу не стоило ни копейки»…
После получения всех разрешений началось главное — работа над доской. Скульптор из Запорожья — Г-споди, опять еврей! — Борис Ефимович Чак. И возьму на себя смелость предположить, что из нескольких десятков мемориальных и памятных досок на зданиях Донецка эта чуть ли не первая, представляющая художественную ценность, хотя и к ней есть претензии, но об этом чуть позже…
И снова я общаюсь с Галиной Владимировной Чумак: «Едва доску открыли, как она стала «работать». Прохожие, закинув голову, изумлялись: «А что он, жил в Донецке? И учился?!» Более того, кто такой Левитанский, многие не знали. Я же говорила: «Да вы его знаете, только не знаете, что это именно он автор, — и едва я начинала: «Каждый выбирает для себя…» — «Ах, да-да!» — «А «— Что происходит на свете? — А просто зима. — Просто зима, полагаете вы? — Полагаю…» — «Ну, конечно!» — и светились. Они знали!»  
И еще. Хотел я промолчать — не удержусь. Открытие доски донецкими СМИ осталось практически незамеченным. Отписались единицы, только как?  Доска весьма серьезных размеров названа «мемориальной табличкой». Но это еще ладно. И то, что событие это «раритетное» — пускай. Но что дальше? «И хотя Левитанский – не Роберт, не Рождественский, стихи его тоже известны миллионам». Вот уж, сравнил, так сравнил. Сравнил бы еще с Львом Ошаниным, я знаю? С Безыменским…
«Слушайте, Галина Владимировна, мне показалось, что доску разместили высоковато, — говорю я Чумак. — Наверное, подумал я, чтоб не сперли, все-таки металл!» — «Это силумин — сплав алюминия с кремнием, материал сравнительно недорогой». 
Еще один вопрос: «Почему на открытии доски не было родных Левитанского, супруги Ирины Машковской и трех дочерей?». — «Я же их искала! Для чего связалась с посольством России в Украине, беседовала с атташе по культуре. Любезнейший человек,  он дал мне координаты двух Союзов писателей России, я позвонила и туда, и туда… «Дочери просили их телефон никому не давать». А я так хотела их пригласить!» — «Ну, может, они прочтут мою заметку и откликнутся». — «Хотелось бы»…
Левитанский родился не в Донецке, а в городке Козелец под Черниговом. Из Википедии: «Его ранние годы прошли в Киеве. Впоследствии, когда отец Юрия нашел работу на шахте, семья Левитанских жила в небольшом шахтерском поселке, затем в городе Сталино (ныне Донецк). В школе Юрий мечтал быть астрономом, но в те же школьные годы, учась в седьмом классе, начал публиковать стихи в газетах «Социалистический Донбасс» и «Сталинский рабочий». Окончив десятилетнюю школу в 1938 году, Юрий Левитанский переехал в Москву, где поступил в Институт философии, литературы и истории (ИФЛИ)…» 
Страшно подумать, чтоб случилось бы с Левитанским, если б он не покинул Сталино, и война застала бы его здесь. Что стало практически со всеми евреями, оставшимися в оккупированном Сталино, известно: они были заживо сброшены в шурф шахты «4-4» бис. А что неизвестно, причем навсегда — это сколько там тех, кто тоже мог стать большим поэтом, художником, мыслителем, возможно, лауреатом Нобелевской премии, но — не успел…
«В день начала войны 22 июня 1941 Юрий Левитанский вместе с другими студентами записался в армию добровольцем, и после того, как в конце июня сдал последний экзамен, ушел на фронт, где служил пулеметчиком. Участвовал в обороне Москвы, служил на Северо-Западном, Степном и 2-м Украинском фронтах, участвовал в битве на Орловско-Курской дуге, взятии Харькова, форсировании Днепра, а потом — Днестра и Прута. Великую отечественную войну Юрий Левитанский закончил в Чехословакии, пройдя путь от рядового до лейтенанта, став командиром подразделения…»
Я смотрю на мемориальную доску Юрию Левитанскому. Как же здорово, что в Донецке ее установили! Но при всех ее художественных достоинствах и кажущемся внешнем сходстве изображения с оригиналом, это сходство именно что кажущееся. Как по мне, скульптор не уловил главного — характера Левитанского. Мне посчастливилось его видеть, и видеть вблизи, когда он бывал в Донецке. Кажется, он был не таким. Но, опять-таки, «художника обидеть может каждый»…
Интересуюсь у Галины Владимировны Чумак фронтом ее работ на ближайшие несколько лет. Как минимум можно установить три мемориальные доски. И вот опять же ее будут упрекать! Первую из досок следует открыть близкому другу Левитанского выдающемуся писателю-фельетонисту Леониду Израилевичу Лиходееву. Естественно, рядом с доской Левитанскому (они были одноклассниками). Вторую — на здании школы № 17 одному из ее учеников Алексею Рейдерману, ставшему выдающимся русским поэтом, одним из главных представителей метареализма Алексеем Парщиковым. Третью — Бродскому, но не Иосифу, а Исааку, талантливому живописцу, ученику Репина, а впоследствии директору Всероссийской Академии художеств. А он-то здесь причем? — спросите вы. Он — как раз причем! Никто иной как он — основатель того самого художественного музея, в котором уже несколько лет так успешно трудится Чумак. Возможно, доску Бродскому откроют уже в следующем году, когда музей будет отмечать своё 75-летие…
А пока открыта очередная доска — одному из лучших русских поэтов XX  века Юрию Давидовичу Левитанскому. Под конец церемонии страшный, едва ли не тропический, ливень смыл всех, осталась только доска на стене и — благодарная память. «Что же из этого следует? Следует жить!» Именно эту строчку поэта, строчку на все времена, сочла нужным разместить Галина Чумак на мемориальной доске. И, кажется, она не ошиблась.

Вячеслав Верховский   



Нравится Категория: Архитектура и памятники | Просмотров: 1052 | Добавил: Liza | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 1
1 tamar  
Так хочется пропеть мне славу человеку,
Который, чтоб таланты помнить нам довеку,
Четыре разместил доски мемориальных,
По сути—памятников не монументальних.
Конечно, есть у каждой автор, это так.
Но мать у них одна—Галина-свет Чумак!

Имя *:
Email *:
Код *: