Приветствую Вас, Гость
Меню сайта
Форма входа
Календарь
«  Март 2013  »
ПнВтСрЧтПтСбВс
    123
45678910
11121314151617
18192021222324
25262728293031
Архив записей
Статистика
Онлайн всего: 1
Гостей: 1
Пользователей: 0
Главная » 2013 » Март » 5 » ЛЕОНИД НОРКИН. ГОЛОС ПАМЯТИ. ЧАСТЬ 1 (продолжение).
23:05
ЛЕОНИД НОРКИН. ГОЛОС ПАМЯТИ. ЧАСТЬ 1 (продолжение).
…Игры моего детства…
Мы не просто гоняли по широкому двору на велосипедах, мы умудрялись на них играть в «догонялки» - салочки. Догнав соперника, нужно было коснуться его  спины. Однажды я переусердствовал, ткнув одного из друзей, Женю Лейбова (приемного сына доцента политехнического института),  в спину так, что тот влетел в приямок у дома и побил коленки.
В одном из этих домов в полуподвальном помещении находилась швейная мастерская, а окна выходили в  подобный приямок. Ах, сколько же окон мы там разбили, играя в футбол! Когда случалось такое, мы еле успевали, забрав мяч, удрать со двора.    
Сколько мы облазили колодцев теплосети, где устраивали «штабы», играя  командами по «ориентированию на местности» и оставляя какие-нибудь следы для противника – стрелки, записки и прочее! А зимой мы строили крепости из снега, штурмовали их и «воевали» снежками. А еще мы гнули металлические трубки или полоски, делали из них так называемые „дуги" и катались с горок по льду. Как все мальчишки этого возраста, мы стреляли из рогаток по воробьям, дрались «двор на двор». Сделав  металлические крючья из толстой проволоки, мы цеплялись за борта проезжающих грузовых машин  по бульвару Пушкина и катились на коньках, рискуя  своим здоровьем. А играть в хоккей мы бегали на первый ставок. Мы упоенно  и дружно играли в футбол, баскетбол, нам и в голову не приходило курить, выпивать (я уже не говорю о наркотиках, тогда мы и слов таких не знали). Когда возле  первой городской бани построили Дворец спорта «Шахтер» и спортивные площадки – волейбольную, баскетбольную, - мы ходили туда играть. Став постарше, я  с ребятами шел на рыбалку. Сначала мы ехали трамваем до тупика перед мостом в аэропорт (там когда-то был большой гастроном «Встреча»), а потом топали пешком  к ставкам в верховьях Кальмиуса.
 
…Город моего детства…
Он в те годы  практически  заканчивался за студенческим городком травматологической больницей (тогда больница была с одним «крылом», а позднее достроено второе). Дальше шел пустырь…
В  центре, там, где сейчас находится  памятник Ленину, стояла сов. больница (советская). Трамвай огибал её по улице Постышева и  выезжал на улицу Артема мимо кинотеатра Шевченко. Возле больницы  росли несколько больших деревьев, которые облюбовали себе … воробьи. Они устраивали такие «птичьи базары», что заглушали скрежет трамваев.
Памятным для меня это место было потому, что именно здесь, на конечной остановке троллейбуса (в сторону больницы имени Калинина) я вечерами встречал свою Галочку (она тогда занималась на вечернем отделении медицинского института и возвращалась с занятий поздно вечером).
В послевоенные годы вместо теперешнего бульвара Пушкина  была огромная насыпь с подъездными железнодорожными путями  и складскими помещениями. Эта насыпь тянулась от трамвайного парка в районе проспекта Богдана Хмельницкого  вплоть до 1-ой школы. Зимой мы катались с этой импровизированной горки, кто на портфелях, а кто и просто на «пятой» точке. Однажды после занятий в школе я  сел на свой новенький, недавно купленный, портфель и  с удовольствием съехал вниз… прямо к ногам укоризненно качающего головой отца.
Постепенно насыпь убрали, разбили сквер, назвали его бульваром Пушкина, и он сделался любимым местом отдыха горожан. Мы, школьники, высаживали деревья, и все годы учебы в школе ухаживали за ними. Где-то в  районе нашей школы растет и «моё» дерево!
На углу улицы Артема и Институтского проспекта наискосок от большого первого гастронома до сих пор стоит аккуратное здание. До войны в нем находился Дворец пионеров, а после войны  там разместился «Дом техники» комбината «Сталинуголь». В 80-х годах учреждение стали называть ЦБНТИ (центральное бюро научно-технической информации). Но я вспоминаю первые послевоенные годы, когда «Дом техники» был не только техническим, но и культурным центром города. Там  находилась чудесная библиотека, бильярдный  и киноконцертный залы. Я зачастил туда не только потому, что это было рядом с нашим домом и не потому,  что любил читать.  Просто в летние месяцы детей старались отправить в пионерские лагеря (уже одно это словосочетание вызывает во мне озноб) для оздоровления, а я очень не любил туда ездить. Так что из двух зол я выбирал меньшее и ходил в «Дом техники». Со временем я это делал уже с большим удовольствием, так как  красивые, уютно, со вкусом, и я бы даже сказал богато (по тем временам) оформленные помещения так и тянули к себе…
Я смотрел, как отец умело играет в бильярд. И эти гены сказались на следующем поколении, оказалось, что мой сын, Олег, отдавался этой игре всей душой и делал это почти профессионально.
В киноконцертном зале, сидя на полу у первого ряда, я, мальчишка, открыв рот, слушал концерт Клавдии Шульженко и композитора Соловьева - Седого.
Свой первый в жизни кинофильм «Александр Невский» я посмотрел в помещении столовой Управления Донецкой ж. д., а «Молодую гвардию» смотрел, стоя на балконе «Дома техники», так как зал был переполнен. Смотреть этот тяжелый фильм людям, пережившим войну, было очень нелегко, поэтому в процессе просмотра делались перерывы, чтобы зрители могли выйти, покурить, осмыслить увиденное.
Фильмы тогда шли с перерывами на перемотку пленки.  Уже тогда в городе было довольно много кинотеатров («Шевченко», «Комсомолец», «Победа», повторного фильма). Входные билеты стоили копейки. И мы с превеликим удовольствием бегали смотреть «трофейные» фильмы: «Тарзан», «Девушка моей мечты», «Серенада солнечной долины», «Путешествие будет опасным» и многие другие. И если моя память зафиксировала даже названия фильмов, наверное, это было, действительно, очень интересно.
 
…Друзья моего детства…
Дом по Институтскому проспекту 4, где мы жили много лет, был отделен от дома 4-а аркой – въездом  во двор. Там находился небольшой 2-х этажный дом, в котором жили журналисты, работники редакции газеты «Социалистический Донбасс». Заместителем главного редактора  газеты  был Альфонс Иванович Ярмаль.  Я был очень дружен с его сыном Анатолием. Альфонс Иванович был добродушным, веселым и остроумным человеком, шутником и любителем розыгрышей. Однажды он с серьезным видом поведал нам о том, что за городом упал метеорит, и мы с Толиком, развесив уши, уже были готовы идти на поиски его. Оказалось, что Альфонс Иванович просто пошутил, так как в это время он  готовил публикацию о Тунгусском метеорите.
Семья была большой, дружной и, можно сказать, многонациональной. Хозяин – поляк, его жена, Мария Никитична – украинка, старшая дочь Жанна вышла замуж за венгра (в те времена в ДПИ училось много студентов из социалистических стран), Людмила – младшая, замужем за евреем. Но мне было очень интересно и комфортно  бывать у них в доме.
Хочу вспомнить моего друга детства по дому, школе, двору, Гену Пастушкова. Он жил этажом выше нас, и я  часто бывал у них дома. Гена хорошо рисовал, и я  старался подражать ему, следил, как он разводил краски, как подбирал цвета, как  делал наброски. Так я немножко научился рисовать, и это пригодилось мне потом в жизни. Но, по-видимому, какое-то дарование в этой области во мне было заложено природой. И это передалось моему старшему сыну, Олегу, который даже окончил художественную школу.
А теперь я потяну ниточку своей памяти к школе, школьным друзьям, школьной любви (первой и последней!).  Это были самые беспечные, веселые и интересные годы. Конечно, бывали и проблемы, присущие  детству, юности, но у кого их не бывает!
В первый класс средней школы номер 2  меня отвели в сентябре 1946 года. В то время это была смешанная школа, девочки учились вместе с мальчиками, но тогда это меня еще не волновало. Во время оккупации  города в этой школе располагался немецкий госпиталь, а в пришкольном сквере было немецкое кладбище, там хоронили умерших раненых. В первый же год после освобождения города  школа стала  госпиталем для советских воинов. И совсем недавно я узнал, что известная актриса Элина Быстрицкая в своих воспоминаниях рассказывала, как в этом госпитале она, будучи подростком, помогала своей маме ухаживать за ранеными.
Из школьных окон мы часто наблюдали за восстановительными работами в сквере. Через  пару месяцев от начала учебы я заболел скарлатиной. Карантин в то время  был 40 дней, а я, тяжело перенеся  болезнь, ослабел. Родители решили отправить меня в школу уже в следующем году, тем более что к тому времени недалеко от нас  должна  была  открываться новая школа, средняя школа номер 1(мужская).                                                                        
Поэтому я повторно пошел в первый класс уже в сентябре 1947 года, что на многие годы послужило поводом к шуткам. Сыновья с подвохом спрашивали: «А  не второгодник ли наш папа?»

А это моя родная первая школа, в которой учится уже мое третье поколение…
Но я всегда гордился тем, что, поступив в эту школу в 1947 году и окончив ее  в 1957, я был в первом выпуске! Я был пионером (меня приняли в день рождения Сталина, 21 декабря), я был первым в классе принят в комсомол (вместе с Аликом Багрием). И я хорошо помню свою первую учительницу Анну Степановну Федорову. Три класса я окончил с похвальными листами (грамотами).
Мой возраст и  память о прошлом дают мне право  так часто повторять это слово - «первый».
                                                                           

9 класс                          

 
Вообще-то я рос спокойным мальчиком, не хулиганил, но иногда шкодил. В 5 и 6 классах русский язык и литературу преподавала Ксения Александровна. Я в это время учился средненько, тем более, что «Ксеня» была ко мне явно «неравнодушна», в смысле, недолюбливала. Дневник пестрел записями красными чернилами: «Бегал по партам!», «Опоздал на урок!», «Бросал полевую сумку-портфель!» (в то время я с гордостью ходил в школу с отцовской полевой сумкой, которую он привез с фронта).
Эпизод с опозданием в школу произошел из-за моей романтической натуры. Дело было зимой. Чудесное, морозное, солнечное утро! Все деревья  в белоснежном  убранстве, как в серебре… Я шел, любуясь этим чудом, иногда подпрыгивая и ударяя по ветвям, чтобы на меня сыпалось снежное серебро, и напевал при этом. Ну и, конечно, несколько увлекся: дорогу в школу, которая обычно занимала у меня 5-7 минут, я «преодолел» … ко второму уроку. За что и получил красную запись в дневнике и нагоняй от родителей!
Но настоящую любовь к русской литературе мне привила другой педагог, Ирина Владимировна Сенкевич. Очевидно, замечательные уроки, отличное знание предмета, да и, что скрывать, - красивая внешность этой женщины, - позволили мне полюбить русскую литературу, поэзию. И с юношеских лет моими любимыми поэтами стали Пушкин, Баратынский, Лермонтов, Бунин, а позднее и Бродский. И с первых юношеских лет я начал писать сам.… Вначале это была шутливая переписка с друзьями в стихах, а когда в классе появились девочки и я влюбился, то заболел стихами всерьёз! И болею этим по сей день!
Мне очень нравился украинский язык, певучий, мягкий  и необычный. Здесь свою роль сыграла учительница украинского языка и литературы, Яцына Мария Андреевна. И в старших классах я писал сочинения на  украинском языке лучше, чем на русском.
Вспоминаю наши школьные «подвиги»…
Конечно, как все мальчишки, мы бегали на переменах, дрались портфелями и по-настоящему боялись двоих: директора школы и завуча. Павел  Петрович Анисимов – директор, вид имел довольно устрашающий, хотя был добрейшей души человек (впоследствии  он стал председателем областного Совета Сталинской области). А завуч, Анна Николаевна Натарова, имела у нас прозвище «Cова», ведь она постоянно носила большие очки со сложными стеклами.
Математику  преподавала Сарра Львовна – полная женщина,  о которой мы придумали рифмовку: «Дано: Сарра лезет в окно, требуется доказать: как она будет вылезать!» Однажды мы обнаружили сломанную переднюю ножку у учительского стула (а может, и сами сломали, не помню). Приставив аккуратно ножку к стулу, оставили его у стола в ожидании учительницы. Вошла Сарра Львовна и аккуратно присела на стул – стул стоял! Мы от удивления даже привстали с мест. Она проверила присутствующих и отсутствующих учеников по журналу, спокойно поднялась со стула, и тут он рухнул под общий  «хмык».
А в старших классах мы одно время занимались вечером, во второй смене. Чтобы  саботировать написание очередной контрольной по физике, мы  под цоколь лампочек подкладывали влажные  промокашки. Как только они подсыхали, свет вырубался. Но наш физик, Израиль Яковлевич Борц, знакомый с такими фокусами, спокойно вынимал фонарик, направлял его в потолок, чтобы свет стал более рассеянным, и с ухмылкой  говорил: «А теперь продолжаем писать контрольную!» У него, кстати, была любимая фраза для ученика, заслужившего двойку: «Учитывая твое пролетарское происхождение, ставлю тебе тройку!»
Все эти наши проделки мы недавно вспоминали с нашим любимым физиком, позвонив ему в Израиль. Ему уже далеко за 80, но, сохранив светлый ум и память, он был безмерно рад нашему звонку.
Также искренне обрадовалась нашему поздравлению с 80-летием осенью 2009 года  Клара Яковлевна Роскошная, наша учительница химии.
Сейчас моя  Галочка  через  Интернет (система СКАЙП)  помогает нашей младшей внучке, Лерочке, готовиться к экзаменам по биологии. В билетах есть такие вопросы на медицинские темы, что даже бабушка с ее 40-летним врачебным стажем порой задумывается над правильным ответом.  Об этом я говорю, вспоминая свою учительницу по ботанике и зоологии – Симу Александровну Файнер. Она так мило картавила: «А сейчас к доске пойдёт и гасскажет о стгоении спигогигы (спирогиры) Ногкин!»
Кстати, Симе Александровне, живущей в Израиле, в 2011 году исполнилось 100 лет! Ее ученики – энтузиасты организовали юбилейный вечер, и мы  передали любимой учительнице свое поздравление.
До сих пор вспоминаю нашего военрука, Петра Ильича Дянкова…
Как он гонялся за нами в колхозе, когда мы старались улизнуть  с поля, чтобы выкупаться в тамошней речке! Сегодня мне даже становится стыдно за нас…
Добрыми словами поминаю   Илью Николаевича Устименко, нашего физрука, тренера по плаванию. Это он привил мне вкус к игровым видам спорта – футболу, волейболу, баскетболу, ручному мячу, играм, которыми я увлекался и в школе, и в армии.


 
  
                                А это учителя нашего выпуска 1957 г.
 
Все 10 лет учебы в школе наш класс располагался  на первом этаже, потому что одноклассник, Илюша Башков (сын дважды лауреата Сталинской премии, директора института «Донгипроуглемаш», А.Башкова)  практически не ходил. Он был очень болен, его  привозили в школу машиной, а мы - одноклассники, заносили его на руках  в класс и переносили из кабинета в кабинет. Тяжелая болезнь не помешала ему хорошо окончить школу, институт (заочно), но, к сожалению, в 30 лет его не стало!
До 7 класса я учился вместе со Станиславом Батищевым, который впоследствии стал известным штангистом в тяжелом весе, Заслуженным  мастером спорта.  Станислав - неоднократный призер Чемпионатов Мира и Европы. Он всегда был крепким мальчишкой, но серьезные занятия тяжелой атлетикой сделали свое дело. Встретив его через много лет после окончания школы, я узнал его с трудом – таким он был «мощным» мужчиной. В разговоре со мной он посетовал, что быть первым в любимом виде спорта ему всегда «мешало»  соперничество с такими великими спортсменами-штангистами, как Юрий Власов и Леонид Жаботинский. На мое замечание, почему он ездит на такой машине – старой «Волге» - он ответил, что в другую, более современную машину он просто не помещается. Когда я  обратил внимание на его совершенно седые волосы, он с высоты своего роста указал мне на мою наметившуюся лысину!
Здесь уместно вспомнить одноклассника тех лет, Мишу Топпера. Он тоже серьезно  занимался тяжелой атлетикой, но в легком весе. А недавно я прочитал о том, что в мае 2010 года состоялся Чемпионат Украины по тяжелой атлетике среди ветеранов. И мастер спорта, 70-летний  Михаил, завоевал первое место в своей возрастной и весовой категории. Жив курилка!
С 1 класса  со мной рядом был мой соученик Женя Царенко. Я всегда поражался его разносторонним способностям и увлечениям и невольно тянулся за ним. Прекрасно занимаясь, он рисовал, вырезал из дерева,  увлекался изучением  иностранных языков. Сказать, что он знал 10 языков, это ничего не сказать! Окончив политехнический институт, он, уже работая, окончил институт иностранных языков. Его познаниями в языках заинтересовались в Москве, и он  привлекался к переводам нужной документации Министерства обороны Союза. Поэтому он был всегда «невыездным». Работая в институте Металлов, организовал целый отдел переводов и всегда был загружен до предела. Интересный факт: я однажды был невольным  свидетелем их «разборок» с женой на … болгарском языке.
Свою диссертацию на тему исчезающего уникального африканского языка он умудрился написать на пяти языках. Мне хочется вспомнить эпизод времен перестройки, когда начали налаживаться культурные связи  с Израилем, и в Донецк приехал ансамбль из Израиля, исполняющий песни на иврите и идиш. Мы с Женей попали на этот концерт во Дворце «Юность» и мне, чистокровному еврею, было стыдно за себя, когда песни  и программу концерта мне переводил чистокровный «хохол» Евгений Царенко.
Евгений продолжает работать в Донецком  Государственном Университете, и мы продолжаем общаться…
Но школа наша была  чисто мужской… до  1955 года, когда мы почувствовали свежий ветер перемен: в нашу школу пришли девочки!
И  для меня  опять началась другая жизнь!
В нашем  выпускном 10-Б классе было 35 человек, из них только 9 девочек! Судьбы у всех складываются по-разному, но я умудрился влюбиться в свою соученицу, Галочку Ханкину, и пронес это чувство через всю свою жизнь!
                      
Моя кудесница, моя отрада,
скорее встретиться с тобою надо.
К щеке прижаться, обняв за плечи,
как долгожданны с тобою встречи.
 
Моя ты женщина, скрывать не надо,
душой обвенчана - ты мне награда.                                              
 
Разлука   тянется, судьба разводится,
пусть всё останется, пусть хороводятся:
Часы и годы,   зима и лето,
грусть  и невзгоды, явь и приметы.
 
Все эти школьные воспоминания всколыхнулись в моей душе в  эти июньские дни 2011 года. Дело в том, что с первого класса до последнего рядом со мной был Боря Бернер. Это был не просто  мой соученик, он  с семьей много лет жил в одной коммунальной квартире с моей родной тетей Миррой, и у нас было много общего. Судьбы  у нас складывались по-разному, мы редко встречались, но я знал, что последние 15 лет Борис с семьей живет в Германии, в Ганновере, и что он очень болен. Мы общались через Интернет, и как только представился случай побывать в этом городе (а там у Галочки – ее многочисленная родня по Днепропетровску), решили встретиться с Борисом. Честно говоря, мы несколько побаивались этой встречи, все-таки тяжело больной человек, прикованный к инвалидному креслу. И это совсем не чужой человек, а друг детства. И вот через 54 года после окончания школы эта встреча состоялась. Самое удивительное то, что ни  внешне, ни внутренне  Борис почти не изменился, его телесный недуг  не затронул интеллектуальную сферу. И потекли часы наших общих воспоминаний о друзьях, школьных учителях,  смешных эпизодах из нашей юности…. И  было приятно наблюдать за тем, как нежно и трепетно относятся к Боре его семья – жена Ирочка, дочь Оля и сын Миша…              
 
 
 
 
У каждого – своя судьба!
 
                                                               Память кажется бесконечностью.
                                                              Наше прошлое стало вечностью.  
 
         Если отвлечься от воспоминаний и немножко пофилософствовать, то следует поделиться с вами мыслями о  том, что  на каждое поколение приходятся свои беды. Каждому – своё!  На долю моих предков  выпала первая мировая война, коллективизация, на долю отцов – Отечественная война,  восстановление разрушенного войной хозяйства, сталинские репрессии. Нам выпала  перестройка, нестабильность во многом. У наших детей – свои проблемы. И это, наверное, закон жизни!
Сейчас было бы уместным  поговорить о хитросплетениях человеческих судеб. Я бы назвал  это  чудесным совпадением в рамках нашей семьи, или связью поколений. Мой дед, Соломон Чарфас, участник первой мировой войны, был в плену в Германии (у меня сохранилась его фотография 1914 года), а примерно через  90 лет, совершенно в другом веке и другом времени, в Германии оказался я – его прямой потомок, по  своей воле и  воле судьбы.


 Соломон Борисович Чарфас   
Германия. 1914 год      




Иосиф Моисеевич Фридланд -
родной брат Эсфири Чарфас.
Участник  первой мировой
 войны Фото 1915г.
 
  
Сейчас я хочу рассказать о жизни и судьбе моей бабушки, Эсфирь Моисеевны Чарфас (по линии мамы). Жила она  в Запорожской области, Гуляй - Польском районе, в еврейской колонии.
 
Девичья фамилия бабушки, Фридланд,  наводит на мысль  о  том, что  ее предки  были выходцами из Германии.
Кстати, в дореволюционной России существовало понятие «черта оседлости», что означало ограничение  евреев в  их правах, а для этого в отдельных губерниях, в частности,  на территории Украины, создавались так называемые колонии (еврейские общины). Так, в селе Гуляй - Поле (Екатеринославская губерния) население составляло около 9 тысяч, из них евреев было более 1000 человек
Рядом с ними располагалась и немецкая колония. Соседи-колонисты были очень дружны, создавали смешанные семьи, и судьбы этих людей были тесно переплетены. С тех времен в мою жизнь вошли  хорошие люди- преподаватели  Индустриального (позже политехнического) института и соседи – профессора  Гейер В.Г., Вольф И.В., Меллер Э.Ф., Пак (отец и сын), Визгерт Р.В.… Они были немцами по национальности, но  моё уважение  к  ним от этого не стало меньшим.
Мама Эсфири, Клара (Кейля) – моя прабабушка, ушла в мир иной в возрасте неполных 40 лет, оставив на руках мужа, кантора синагоги, семерых детей. Так уж сложилась жизнь, что вновь испеченная мачеха заботиться о детях не хотела, и все заботы  о них легли на плечи  молодой женщины, Эсфири, которая в это время уже стала  женой мельника Соломона Чарфас. Семья была большой, жили трудно, бедствовали, и Эсфири  приходилось  работать на своих богатых родственников.
Здесь уместно  вспомнить, что в этих краях «хозяйничал» Нестор Махно.
Из рассказов бабушки я помню этого человека эдаким  Робин Гудом. Он грабил богатых и раздавал бедным, не поощрял погромов. Один из эпизодов того времени – во двор к Чарфасам-Фридланд вошли махновцы со своим предводителем и с намерениями  разобраться, что к чему и кого поставить к стенке. В дело вмешалась  подруга Нестора, Маруся, разъяснив, что это двор  бедной многодетной семьи, и  всё  завершилось благополучно.
Бабушка, рядом с которой прошло моё детство, молодость, была очень мудрым и добрым человеком. Ее любили соседи и прибегали к ней за советом в тяжких житейских ситуациях. Она была набожным человеком (у меня до сих пор хранится ее молитвенник « МАХЗОР», изданный в  18..     году), но на вопрос: « Моисеевна, а  почему вы работаете в субботу?» она отвечала: «Грех воровать и убивать, а работать никогда не грех!»

 
 
                                      Бабушкин молитвенник « МАХЗОР»
   
 
                          Жизнь так быстро течет по наклонной доске,
                         Принося нам то радость, то горе.
                         Оставляем свой след – будто след на песке,
                         Что смывает волна, как на море.
 
У бабушки Эсфири с дедушкой Соломоном были три дочери – Катя (моя мама), Лиза  и Мирра. У каждой - своя судьба! К сожалению, никого из них  уже нет на этой земле и мне не у кого прояснить некоторые вопросы моих воспоминаний, но остались их дети, внуки, а значит -  жизнь продолжается. И это тоже закон жизни!
 
С  Ё  С  Т  Р  Ы…

Моя мама Катя, или «Катютя», как называла ее моя внучка Яночка, была старшей. После ликвидации  еврейской колонии семья переехала в Донбасс, девочки учились в школе г.Славянска. Из маминых  рассказов я знаю о  волнующих эпизодах ее жизни: годы учебы  в семилетней  трудовой школе и школе ФЗУ, эвакуация, работа в тылу (она была награждена медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941-1945 годов»), ожидание  отца с фронта, смерть близких  людей…
В свое  время  двух сестер Чарфас - Катю и Лизу - исключили  из комсомола за  отказ идти рушить церковь (тогда  была тенденция – посылать еврейских детей  разрушать русские церкви). Но жизнь есть жизнь, а девушки оставались девушками: бегали на танцы, пели современные тогда песни (причем, голоса были хорошие у всех трех сестер).
Мама вспоминала, как  однажды, когда она работала на  строительстве завода «Азовсталь», территория его была оцеплена и проведена тщательная проверка строителей в поисках диверсантов. Оказалась, что в огромном  плакате над въездом на завод  «АЗОВСТАЛЬ» исчез мягкий знак и надпись вредительски зазвучала : «АЗОВ СТАЛ». В те же годы была беспричинно арестована  ее лучшая подруга, и Катюша ходила в комендатуру, чтобы узнать о ее судьбе. В одно из таких посещений маму строго предупредили, чтобы она больше сюда не приходила, если не хочет, чтобы и ее арестовали. Это был тот период в жизни страны, когда всюду искали вредителей, и бесследно исчезали люди…
Здесь стоило бы вспомнить увольнение с работы отца  в 1952 году и еще четверых его сотрудников за то, что они  евреи, ведь тогда  вовсю разворачивалась антисемитская кампания («Дело врачей»), приостановившаяся ввиду смерти Сталина

 
 
                        Ах, Катюша, моя мама!
                                                    Мне так нужен твой совет.
                        Неприятности иль драма...
                                                   Но прошло уж столько лет.
                        Очень часто вспоминаю своё детство,
                                                   И поверь,
                        Будто я приоткрываю
                                                   крепко запертую дверь.
                      Вспоминаю твои руки,
                                                   что меня уберегли.
                        Разговор не ради скуки
                                                   мы с тобою завели.
 
А вот мой рассказ о тете Лизе, Елизавете Телушко(Чарфас). На её долю выпали  такие  тяготы войны, что порой поражаешься, как она, слабая женщина, смогла всё это вынести!
Но она оказалась очень сильной, если выдержала разлуку с родными, каторжную работу в Германии. Когда начались гонения на евреев и вывоз молодежи в Германию,  родители ее мужа, Ивана Телушко, (который  ушел на фронт в первые дни войны) – простые украинские люди, снабдив невестку теплой одеждой и оставив у себя малолетнего внука, Борю, отправили ее в бега.

 
 
  
Долгие дни скитаний по заснеженному лесу, редкие  передышки в селах и постоянные ожидания «выстрела» в спину. Так и произошло: подлый человек – полицай узнал в ней еврейку, сдал в полицию, и ее отправили в г.Сталино в  специальный лагерь. Отсюда  отбирали молодежь для отправки в Германию.   Как уж ей удалось передать свекру и свекрови, где она и что с ней, я не знаю, но они тут же прибежали на станцию Краматорска с малышом, чтобы повидаться. И вы можете представить состояние матери, которая видит своего ребёнка, не скрывает слез, но вынуждена прятаться за спинами  людей, чтобы сын не увидел её и не закричал: «МАМА!».
По прибытии в Германию на бирже труда в г. Регенвальд Лизу отобрали в одно небогатое немецкое хозяйство, где она работала день и ночь в течение двух лет, но это спасло ей жизнь. Однажды она сбежала, но была поймана полицией. Ей грозил расстрел, но за ней приехала хозяйка и забрала с собой. Работы в хозяйстве было много, все работали, не покладая рук. Когда советские войска были уже совсем близко, из хозяйств начали увозить  русских работников в концлагеря для уничтожения. Но и тут хозяйка спасла Лизу, дав ей одежонку и кое-что из продуктов. Она показала куда уходить, в те места, которые уже были освобождены Советской Армией.
Выдержка из Лизиного письма: «… мы пробирались как могли, конечно, был большой риск – могли эссесовцы  впоймать и ухлопать, но риск - благородное дело…» (сохранен стиль автора письма).
Кстати, в хозяйской семье росло четверо детей, Лиза ухаживала  за ними, а  дети отвечали  на ее заботу  любовью. Умирая, тетя Лиза передала мне фотографии детей этой немецкой семьи. В первые годы нашего пребывания в Германии я делал попытки разыскать их, но безуспешно.
 
 
У меня сохранилось письмо тёти Лизы, написанное  15 мая 1945 года, когда, после освобождения, Лиза в течение двух месяцев работала переводчицей в военной комендатуре. Ведь за два года работы в Германии она овладела немецким языком. Несмотря на тяжелый  труд, моя тетя Лиза  оставалась большой оптимисткой, верила в победу наших войск, в возвращение домой и встречу с родными людьми. Это, по-видимому, и сохранило ей жизнь!
 
 
 
А ее муж, участник боевых действий, Иван Павлович Телушко(1912-1983г.г.), под Сталинградом был тяжело ранен, ему ампутировали ногу, и война для него закончилась. В детстве я очень боялся его протеза, который он снимал на ночь и ставил в угол комнаты.

       Тётя Лиза и дядя Ваня
 






Несколько добрых слов еще об одной моей тёте, младшей маминой сестре, Мирре. Это была очень энергичная женщина, заботливая мать и преданная жена.
Выйдя замуж в 19-летнем возрасте, вместе с мужем, Владимиром Сытником, они воспитали двоих сынов – старшего, Юрия (о нём я уже несколько раз рассказывал) и младшего, Анатолия (который родился в 1944 году, в эвакуации, поэтому возвратилась их семья из Новотроицка несколько позже нас). Их отец был очень талантливым человеком, имел поистине  «золотые руки», прекрасно разбирался в технике, играл на многих музыкальных инструментах. Во время войны на передовую его не послали, а, учтя его « светлую голову» отправили на Урал строить заводы. Здесь он возглавил крупный научно-исследовательский институт, имел много изобретений и новаций. Его младшенький, Анатолий, унаследовал от отца творческую жилку и в Донецке стал известным конструктором, создателем угольных машин и механизмов. Имеет изобретения. Много лет проработал в институте «Донгипроуглемаш».
Нравится Категория: Семейный альбом | Просмотров: 2005 | Добавил: Liza | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 1
1 Михаил  
Материал интересный. Я с удовольствием его читаю и
многое вспоминается. В частности он вспомнил о сыне
Шумяцкого-"преподавателя ДПИ". Я помню Матвея Борисовича. Он читал у
нас в институте "Электропривод" и был членом комиссии при защите мною
диплома. Многие знали его как известного книголюба.. А в описании
друзей Леонид Норкин вспоминает о своем однокласснике- Жене Царенко. И
здесь Леонид допустил ряд неточностей. Дело в том,что я с Женей
Царенко 5 лет учился вместе в институте в параллельных группах и более
полугода работал с ним во время преддипломной практики на Макеевском
металлургическом заводе и поэтому многое о нем знаю. Женя/ а теперь
Евгений Иванович/- известный в нашем городе человек. Он еще во время
учебы в ДПИ увлекся изучением иностранных языков. Я помню,как во время
практики на Макеевском заводе он носил с собой листики,по которым он в
тот период изучал арабский язык.Знаю,что когда потребовалось,он смог
делать переводы с японского языка(!!!) Ну а европейские языки он
щелкал,как орешки. Думаю,что он освоил значительно больше 10
языков,упоминаемых Норкиным. А теперь о неточностях Норкина. Я вчера
разговаривал с Евгением Ивановичем об этой публикации.Он отрицает свою
работу по заданию Минобороны СССР и что он из-за этого был
"невыездным". Он отрицает,что с женой общался на болгарском языке.
Свою диссертацию он посвятил не "исчезающему африканскому языку",а
вполне здравствующему языку Южной Америки и писал ее не на пяти
языках,а на русском. Евгений Иванович посмотрит воспоминания Норкина и
возможно сам прокомментирует. А к вопросу о знании Евгением Ивановичем
идиш могу добавить только один факт. В свое время он был даже членом
"Алефа" и у него сохранился членский билет!

Имя *:
Email *:
Код *: