На вопросы корреспондента Агентства еврейских новостей отвечает старший научный сотрудник музея Полина Наумовна Аксельрод:

- Я прикоснулась к собственной истории. Я училась в советской школе, выросла в советское время. Но выросла в еврейской семье, довольно набожной. На Десятой линии, в доме моих родителей, находился молитвенный дом. Евреи собирались там каждую неделю. И хотя милиция предупреждала папу об ответственности, но он им отвечал: я еврей, я это делал и делать буду. Он был кантором, Наум Захарович. 

А когда я сюда пришла, то сразу почувствовала, что здесь мне быть - просто необходимо! Я должна здесь многое сделать. И это нужно, в первую очередь, мне. 

Неинтересных экспонатов - просто нет. Возьмем навскидку. Маленькая бумажка, датированная 42-м годом: "Аксельрод Б. М., 39-и лет, находилась на стационарном лечении. Ушиб левой половины туловища, вывих левого плечевого сустава". Справка как справка, причем давно минувших дней, и, кажется, музейной ценности не представляет… На руках у Берты Михайловны, находящейся в эвакуации, в Пахта-Аральском районе Казахстана, умирает сын Илюша и в этот же день, вот такое трагическое стечение обстоятельств, она получает сразу две похоронки - на мужа и старшего семнадцатилетнего сына Мишу, геройски погибших под Сталинградом. Так, в один день она лишается троих, самых близких, самых дорогих людей. Берта Аксельрод жила на втором этаже. В бессознательном состоянии она выходит на балкон и, обезумев от горя, падает. 

Это фрагмент истории нашего народа. Наряду с десятками других документов, в наш Музей принесла его я. А Берта Михайловна Аксельрод - моя свекровь. 

- Во-первых, практически все собранные вещи - подлинные. Люди прошли такой ад войны - и пронесли. И эти вещи поступают к нам. Я сама обращаюсь к своим друзьям, знакомым: приносите! И о ваших семейных реликвиях узнают все, это же наша общая история, наша боль и наша память. 

Я начинаю с себя. В Музей я передала "Свидетельство страхового общества", датированное 1919 годом, город Юзовка. Страхование домов и флигелей по адресу. И этот адрес, представьте, - рядом с нашей синагогой. Но любопытно даже не это. Один из донецких банков, когда узнал об этом документе, просто взмолился: "Продайте за любые деньги! Мы повесим в рамочку. Престиж!". Но я передала в Еврейский Музей. 

Или взять документы Лазаря Мурея, моего дяди. Сам дончанин, он воевал под Ленинградом. Командир роты, зимой он сутки продержался в ледяной воде. Под шквальным огнем. В живых остался он один. Уже потом прислал письмо домой, своим родным: "Я был в воде, и огне". Это письмо на идиш уже находится в Музее. 

- Знаю, есть экспонаты, трогающие до слез. 

- Например, дедушкины ботинки. В Музей их передал внук, Яков В. Очень старые ботинки, довоенные. Старые - и практически новые, их, по сути, никогда не одевали. Перед самой войной дед Якова, тоже Яков, сапожник, сшил их себе - и ушел на войну. Носить их ему было уже не суждено. С войны он не вернулся. 

- Это правда! Нами собраны сотни и сотни документов о евреях - участниках войны. Горько, что мы спохватились только сейчас, в последние годы. Впрочем, раньше это было и нельзя. Если бы материалы о дончанах, воинах-евреях, стали собирать сразу же после войны, - они бы составили тома, наш ответ тем, кто утверждает, что евреи – трусы. 

В нашем собрании - фронтовая переписка, переплетенная в три тома, жениха и невесты. Он пишет ей с фронта. В письмах - целый роман. Он погиб. И она не выходила замуж. Через несколько лет к ней обратились его родители и сами попросили выйти замуж. И это всё хранится в наших фондах. 

А вот еще письмо, и тоже подлинное. Ефим Абрамович Фридман с передовой обращается к своему сыну и просит беречь маму так, как он сам берег ее, свою супругу, до войны. Ефим Фридман остался на войне: защищая своим телом политрука, он получил смертельное ранение. 

На основе собранных нами документов готовится второе издание, значительно расширенное и дополненное, книги "Они сражались за Родину! Донецкие евреи - участники Великой Отечественной войны". И те, кто пока не внес данные о своих близких, еще могут успеть. Это нужно для наших внуков и правнуков, которые найдут в этой книге фамилии и фотографии своих героических предков. 

У нас есть вещи, уникальные и неповторимые, из собрания семьи Гуменник-Штаерман. Например, в деревянном футляре нож шойхета. По меньшей мере, это начало прошлого века. У нас есть книги, самая "старшая" из которых - 1800 года. 

К сожалению, еще не все осознали, что вещи прошлых лет, пылящиеся где-то на их антресолях, без дела, - они могут работать, во благо нашего народа.

У нас есть предметы быта, которыми когда-то, многие десятки лет назад, пользовались в наших семьях еврейские мамы и жены. Рубель и качалка, их уже не будет никогда. Наши современники даже не знают, что это такое. 

А вот шаль моей бабушки, в которой она выходила замуж. Моя мама пронесла ее через всю войну. Не было на хлеб, но мама никому ее не продала. А это фотография моего деда. В талесе, сосредоточенное лицо. Он делал мне хупу по всем еврейским канонам. Помню, мы закрыли двери, чтоб никто не видел и не слышал. 

А вот, посмотрите, страшное, обжигающее руки "Дело раввина Кодкина". Когда его только арестовали, он еще мог отвергать такую нелепость, как обвинение в шпионаже. "Посудите сами, - говорил он на допросах, - ну какой с меня английский шпион?!". Но потом они его сломали, и под 

пытками он "признается". Конечно, его реабилитировали. К несчастью, посмертно. 

В витринах "Выставки новых поступлений выставлен номер дома "34", здания синагоги. Он чудом сохранился. А еще на днях нам обещали подарить первый ключ, винтовой, от дверей донецкой синагоги. 

На каждую полученную вещь заполняется инвентарная карта. Кроме подробнейшего описания экспоната, в карту вносится - как эта вещь к нам поступила, ее размер, особые приметы, материал, техника. На каждый предмет - акт приема на постоянное хранение. Кроме того, наши дарители всегда смогут проверить его наличие и сохранность. 

Трудятся здесь настоящие энтузиасты своего дела. В первую очередь, это главный хранитель Музея Ольга Рафаиловна Гордон, человек, который очень любит свою работу, предан ей. Она как будто создана для такой работы, живет и дышит этим. Замечательным работником зарекомендовала себя и Белла Михайловна Эстрина. 

- Было бы заблуждением говорить, что только на евреев - на всех. Бесспорно, собранное нами на протяжении ряда лет будет влиять на умы. 

Убеждена, что собранные материалы, впервые введенные в научный оборот, произведут если не фурор, то станут событием в культурной жизни города. И не только евреи смогут этим пользоваться. Потому что это вообще история нашего города, которая, вне сомнения, без евреев потеряла бы много красок. 

Сейчас с большим волнением и даже трепетом мы приступаем к обработке архива недавно ушедшего из жизни донецкого краеведа Михаила Альтера.