Публикуется впервые  

Донецк - город приезжих. И были периоды, когда он подрастал не столько за счет естественного прироста, сколько за счет новых поселенцев, которые приезжали в наш город в силу разных причин. Не многие дончане могут похвастаться тем, что их предки поселились в Юзовке целое столетие назад. По моим предположениям  в этом году исполняется ровно сто лет,  как покинув еврейскую колонию Затишье,  в Юзовку переехала моя бабушка,  Года Хаимовна Лукер. 

Моя бабушка, Года Лукер  перебралась к старшему брату в Юзовку после трагической смерти в 1911 году ее матери, Перл Лукер. Отец бабушки,  Хаим Лукер,  через некоторое время вновь женился.  А бабушка Года, в совершенстве овладев ремеслом портнихи,  начала свою трудовую жизнь…  

Мой дед, Евсей (Егошуа) Герценов, вместе с матерью и младшим братом вынужден был покинуть местечко Яновичи, что на Витебщине в Белоруссии, в годы Первой мировой войны, так как на его родине в это время там шли ожесточенные бои. Он успел повоевать, стать хорошим сапожником, и справедливо считал, что в Юзовке пригодятся его рабочие руки. 

Молодые люди познакомились и создали семью. К  1920 году у них уже было двое детей, Борис и Фаина, впоследствии  родились еще двое: Семен и Полина. 

Семья Герценовых (1921г.): Мой дед Яша (Евсей) Герценов, Борис Герценов, Года Герценова с дочкой Фаиной, Хаим Герценов (дедушкин младший брат), Сима Герценова.

Из воспоминаний Бориса Герценова: «Наши родители любили аккуратно одеваться, шили себе выходные платья, костюмы в соответствии с материальными возможностями. Папа в молодости носил галстук- бабочку, модные тогда манжеты и манишки из целлулоида, тут, видимо, сказалось влияние его друга, работавшего шофером у помещика. 

Папа и мама увлекались еврейской музыкой, у нас дома, сколько помню себя, была скрипка, а мы, заметив на деке изнутри итальянские буквы, тщательно исследовали ее, не изготовил ли инструмент когда-то сам Гварнери? Меня, старшего, брали с собой в театр, на концерты, которые регулярно посещали. Недавно случайно вспомнил посещение с ними театра «Колизей» (на Второй линии наискосок от швейной фабрики), где давала представление труппа знаменитой Анны Гузик, а, может быть, самого Михоэлса. Дату, осень 1925 года, удалось проверить по прессе, отметившей годовщину смерти крупного советского военного – М.В. Фрунзе. Спектакль прервали в связи с его кончиной».

Семья Герценовых  жила рядом с синагогой, на четвертой линии,  там же, где и большинство родственников. Вот как описывает Борис Герценов свое детство … Жили мы на «Четвертой линии, как называли улицы строившие их англичане – хозяева гигантского завода и поселения при нем. А принимала нас у наших мам-рожениц в убогих хатах невысокая, круглая, как шар, повитуха Цыпа Давидовна, одна-единственная на весь городок фельдшерица.

Потом, босоногие, мы с удовольствием месили пухлые слои глиняной пыли, которой была покрыта наша родная «линия» напротив синагоги.

Важной обязанностью для мальчишек была  обязанность провожать  в синагогу мам и бабушек, поднося для них по субботам сидуры, в ожидании конца службы играли в единственную доступную нам в святых стенах игру, вращая волчок. Ставкой были орехи". 

В тяжелые голодные 30-е Борис вынужден был бросить школу и пойти работать, чтобы помочь отцу кормить семью. Он устроился в редакцию газеты корректором, потом стал репортером, определив свой жизненный путь на всю жизнь. 
А вот что он пишет о своем отце, Евсее Герценове:"Сапожником он был необычным, не чинил, а сбивал новую обувь, главным образом рабочие ботинки… На железной колодке нержавеющими гвоздями он сколачивал несколько пар за рабочий день, и для семьи становились они палочками-выручалочками. В голодные тридцатые годы, взяв пакет подмышку, он отправлялся со своими продукцией к главным проходным воротам Донецкого металлургического завода и менял с возвращавшимися со смены работягами на буханку-другую черного хлеба, на пайковую муку, кусок мяса, и этим кормилась семья. Он был самым грамотным среди своих - научился читать и писать по-русски самостоятельно, с юности увлекался чтением. Не случайно его, простого сапожника товарищи по Юзовской обувной фабрике в начале двадцатых годов .дважды избирали депутатом Юзовского городского совета рабочих депутатов".

И дальше: "Всегда в работе пребывали оба. Обратил внимание однажды, как мама отдыхала. Улеглась на общий диван, обитый «под кожу», уложила поудобнее голову, улыбнулась мне, как бы извиняясь за безделье, и сказала: через полчасика поднимусь. И сама в точно назначенное время проснулась. Кстати, трудилась она и по ночам, часто отдыхала «на рабочем месте», уложив голову на «головку» швейной машины «Зингер»".

Семья Герценовых 1938 г.

В 1938 году старший сын, Борис, ушел в армию. До начала войны он успел поработать в армейской редакции, но во время войны судьба сделала из него кавалериста. Так и прослужил в кавалерии всю войну и закончил войну в Праге. Очерк к 95-летию Бориса Евсеевича был ранее помещен на сайте.

Борис Евсеевич Герценов

Вторая сестра, Фаина, участвовала в самодеятельности и мечтала стать артисткой. Но по совету старшего брата после окончания школы поступила в Сталинский пединститут.  В 50-е годы, получив дополнительное образование в Москве, Фаина Евсеевна Герценова начала работать во Дворце пионеров руководителем кружка художественного слова и театра миниатюр. Так были воплощены ее мечты о сцене. До сих пор многие поколения ее воспитанников вспоминают маму добрым словом.

Фаина Евсеевна Герценова

Младший брат, Семен, был призван  в 1940м году сразу после окончания школы, и благодаря  крепким школьным знаниям, был направлен в военное училище. Когда началась война, ему предложили преподавать, продолжая учебу. Но он рвался на фронт. Сохранились его письма, полные ненависти к врагу, нетерпения попасть на фронт, любви и нежности. Семен погиб в 1942 году, не дожив  всего две неделидо своего двадцатилетия.

Семен Герценов

Когда началась война, многие решали, ехать в эвакуацию или нет, вспоминая «культурных» немцев  в 18-м  году. Но дедушка настоял на отъезде. 

Наша  семья эвакуировалась сначала в Саратовскую область, а с приближением фронта в городок Анжеросудженск в Сибири. На фронте оказались два брата, отец и Фаина. В тылу - младшая сестра Полечка с матерью. Шестнадцатилетней девушке пришлось таскать тяжелые мешки, что сказалось на ее здоровье. После войны Полина окончила техникум, вышла замуж,  работала бухгалтером, воспитала сына.

Послевоенная фотография семьи Герценовых. 

Последнее фото появилось в альбоме совсем недавно, хотя сделано оно еще в 1934 году. С ним связана трагическая история жизни моего отца, Цаля Френкеля.  После войны он поселился в Сталино (Донецке), не имея сил вернуться в родной город Ровно, где погибла вся его семья.

Папа никогда ничего не рассказывал о своих  погибших родных. Знали мы только то, что меня и брата назвали в честь его родителей, Леи и Бенциона Френкелей. Умер папа в 1969 году, и надежды что-либо узнать о семье отца у нас не было. 

Однако, произошло чудо: занявшись изучением семейной истории, я стала переписываться с женщиной, тетя которой, Роза Финкельштейн, жила в Ровно и  была замужем за Френкелем. Когда она прислала фото своей тети с женихом, я была поражена: мужчина на фотографии несомненно мой  отец. От моей новой родственницы  удалось узнать, что в первой семье папы было двое сыновей, моих братьев,  которые  вместе с матерью погибли в ноябре 1941 года…

Роза и Цаль Френкели

Кроме этой семьи, в списках погибших во время  войны родственников, вдова бабушкиного брата, Хая Лукер, встретившая смерть в родном селе Затишье и мамина двоюродная сестра Анечка Лукер, отправившаяся к тетке в гости накануне войны, и вместе с нею погибшая.